— Нет, спасибо, — сказала я. — Не будем отвлекаться. Тем более вы кого-то ждете, а мне не хотелось бы у вас засиживаться.
— А что вас опять привело ко мне? — с любопытством спросил Григорович. — Мне кажется, мы с вами исчерпали все возможности, которые представились нам во время первой встречи.
— У меня другое мнение на этот счет, — не согласилась я. — Просто в прошлый раз вы поддались отрицательным эмоциям.
— Да уж, отрицательных эмоций было хоть отбавляй! — с выражением произнес адвокат. — Со мной давно никто так по-хамски не разговаривал, как эта ваша протеже.
— Помилуйте, Арнольд Львович! — удивилась я. — О чем вы говорите? Протеже! Это слово здесь абсолютно неуместно!
— Но меня ни на минуту не покидало ощущение, что эта особа действует по вашей указке, — признался Григорович. — Я чувствовал себя героем какого-то дешевого фарса! И, между прочим, от души сочувствовал тому несчастному, который наехал на эту дуру… Я даже подумывал, не взяться ли мне за его защиту!
— И все-таки решили не браться? — вставила я.
— Да! Пришлось отказаться от этой мысли, — сказал адвокат. — Я слишком заинтересованное лицо… Но это, конечно, шутка. Просто я уже дал зарок — в процессах я категорически не участвую.
— Так вот, Арнольд Львович! — сказала я, когда он умолк. — Мысль о том, что сцена в больнице мной подстроена, могла прийти вам в голову только в минуту крайнего раздражения. Разумеется, я не имею к этой женщине никакого отношения. А вот вы, напротив, имеете! Поэтому я еще раз призываю — попытайтесь вспомнить, может быть, вы все-таки где-нибудь ее видели раньше?
— Да не видел я эту, извините за выражение, рожу никогда раньше! — уныло проговорил Григорович. — За свою жизнь я перевидал много людей, но такой противной бабы мне, кажется, еще не попадалось!
— Не торопитесь, — сказала я. — Лицо Самойловой здорово изменилось после аварии. Попытайтесь абстрагироваться от тех синяков и ссадин, которые его сейчас украшают, — может быть, тогда что-то вспомните?
— Ничего себе! — заметил Григорович. — Да я ее себе теперь иначе и не представляю. Сейчас, я бы сказал, у этой женщины наблюдается полная гармония между внешностью и внутренним миром… Но если серьезно, то вы правы: болезнь и казенная одежда меняют людей неузнаваемо. Вот если ознакомиться хотя бы с фотографией…
— А вы не догадались заглянуть в ее паспорт, когда осматривали сумочку? — спросила я.
— Ну что вы! — с упреком сказал Григорович. — Я и без того чувствовал себя достаточно неловко.
— А вы не могли по этой причине не заметить записку с адресом? — на всякий случай спросила я.
Адвокат энергично помотал головой.
— Ну уж нет! — заявил он. — В этом отношении я был очень внимателен. Никакой записки в сумочке не было. Это я могу вам гарантировать. У меня прекрасная память — я и сейчас могу подробно перечислить, что там было: паспорт, кошелек с небольшой суммой денег, платок, помада, расческа, зеркальце…
— Ключи от квартиры, — машинально вставила я.
Адвокат озадаченно умолк и посмотрел на меня с некоторым недоумением.
— Да нет, ключей-то как раз там не было, — возразил он. — Это точно. Трубочка с валидолом была, парочка мятных конфет…
— Ключи тоже были, — сказала я. — Вы просто их не заметили. В боковом кармашке. Там же, кстати, где лежала записка. Может быть, вы вообще туда не заглянули?
— Да что вы такое говорите! — Арнольд Львович начал уже горячиться. — Вы меня дураком считаете, что ли? Повторяю: я помню каждую мелочь! Ни записки, ни ключей там не было!
— Постойте, — с тревогой воскликнула я, осененная внезапной догадкой. — Вы твердо в этом уверены?
— Могу поклясться на Библии, если для вас это так важно! — сердито сказал Григорович.
— Тогда это меняет дело, — пробормотала я. — Вы преподнесли мне своего рода сюрприз, Арнольд Львович! Возможно, ваша наблюдательность еще сослужит нам хорошую службу. Вы знаете, я теперь, пожалуй, пойду — нужно проверить одну мысль. Но, если вы не против, на днях я опять к вам загляну и постараюсь раздобыть для вас фотографию Самойловой.
Григорович посмотрел на меня с легким испугом и нерешительно пробормотал:
— Ну что ж, заходите. Не смею возражать.
— Тогда до свидания! — сказала я и поспешно покинула его квартиру.
Боюсь, что по пути в редакцию я несколько раз позволила себе нарушить правила движения: так не терпелось мне поделиться сногсшибательной новостью с коллегами. И, едва переступив порог, я выпалила:
— А вы знаете, что кто-то забрал у гражданки Самойловой ключи от квартиры?
Разумеется, никто этого не знал. Все молча уставились на меня и несколько минут переваривали это сообщение. А потом Кряжимский осторожно спросил:
— И что же это означает?
— Не знаю, что это означает, — сказала я. — Но, по-моему, что-то очень интересное. Давайте подумаем, кому могли понадобиться ключи от чужой квартиры? Ведь, кажется, друзей и близких у Татьяны Михайловны не имеется?
— Это еще не факт, — остудил мой пыл Виктор.
— Она могла положить ключи под подушку, — добавил Кряжимский. — Для большей надежности.
— А с чего ты вообще это взяла? — скептически заметила Маринка. — У тебя было озарение?
И только юный Ромка озвучил мою тайную мысль.
— Ключи забрал тот, кто взял записку! — голосом Шерлока Холмса произнес он. — Это элементарно!
— Вот и я думаю то же самое! — заключила я. — А отсутствие ключей обнаружил адвокат Григорович, когда искал записку. Он утверждает, что ошибиться не мог: у него профессиональная память.
— Допустим, — сказал Кряжимский. — Но это еще ни о чем не говорит. Как я уже упоминал, Самойлова просто могла переложить ключи в другое место — под подушку, повесить себе на шею наконец. Человек она, судя по всему, недоверчивый, а тут постоянное присутствие посторонних — медсестры, нянечки, адвокаты… Вот она и спрятала ключи от греха подальше.
Возможен и другой вариант. Виктор верно заметил — мы предполагаем, что Самойлова абсолютно одинока. Но откуда у нас такая уверенность? Вполне возможно, есть кто-то, кому она полностью доверяет и кому может поручить наблюдать за квартирой, пока находится в больнице.
— Я бы тоже так поступила, если бы зависла в больнице на несколько месяцев, — заметила Маринка. — Мало ли что! Вдруг у нее дома хомячки?
— Скорее уж крокодил! — сердито сказал Ромка. — А по-моему, все совершенно ясно: преступник побывал у Самойловой, получил адрес, ограбил квартиру и теперь преспокойно отсиживается дома у своей сообщницы.
— Ну, насчет того, что преспокойно — это ты хватил! — возразил Кряжимский. — Появление чужого сразу бросилось бы в глаза соседям.
— А он скажет соседям, что племянник, — и все, — не сдавался Ромка. — Да чего проще — пойти и проверить?