– И что же произошло там? – заинтересованно спросил Карташов.
– Там она нашла акушерку, и Горецкая благополучно родила чернокожего малыша. Конечно, о том, что он останется у нее, не могло идти и речи. Но у этого африканца была жена. Кажется, ее звали Констанция. Как уж ему удалось уговорить ее имитировать беременность, а потом взять чужого ребенка себе, это известно теперь только богу. Может быть, у нее были какие-то женские проблемы. Тем не менее она взяла младенца, и семья Амбесси благополучно отбыла в свое Конго. Где и оставалась до сих пор. Что вот только вынудило вернуться к своей родной мамочке выросшего Андрэ? Об этом наверняка сможет рассказать нам Горецкая. И заодно еще о том, зачем она его убила.
– Невероятно, – скептически скривился Карташов. – А бабку-акушерку она грохнула, чтобы не осталось свидетелей?
– Скорее всего, да. А может быть, просто не выдержали нервы – все-таки после того, как убьешь своего сына, пускай и незаконнорожденного, чувствовать себя будешь не шибко комфортно.
– А как быть с пакетом марихуаны, который был обнаружен на месте происшествия?
– Ну, может быть, африканец и этим занимался в легкую… Может быть, он был наркоманом и шантажировал Горецкую, просил деньги в обмен на молчание об этой экзотической истории тридцатилетней давности.
– И все-таки ты поосторожнее с выводами, – хмуро заметил Олег. – Необходимо тщательно проверить ее алиби.
– Я этим и собираюсь заняться, – сказала Лариса. – Да и тебе советую.
– Нам пора возвращаться, – поглядел на часы Карташов.
Лариса молча кивнула и, допив кофе, поднялась с дивана. Они быстро доехали до отделения на ее «Вольво» и, пройдя мимо дежурного, который с некоторых пор начал очень подозрительно посматривать на пару Карташов – Лариса (видимо, вообразил невесть что), поднялись на второй этаж.
У двери кабинета Карташова в одиночестве сидел Клубнев.
– Олег Валерьянович, – поднялся он навстречу Карташову. – Так, кажется, вас зовут…
Карташов сухо кивнул.
– Так вот… Роман не мог этого сделать, – эти слова депутат произнес с напором в голосе.
Зайдя в кабинет, он продолжил свою речь уже в более сентиментальном духе:
– Он всегда был чудесным ребенком. Всегда послушным. Зачем портить мальчику жизнь? Ведь эта девушка… она жива и скоро выздоровеет. Я сам с ней договорюсь.
– Вам придется договариваться прежде всего с ее женихом, – вступила в разговор Лариса. – А он жаждет крови.
– Вы не понимаете, – чуть склонил голову набок Клубнев. – Я привлеку к этому делу очень влиятельных людей. И вы очень пожалеете, что не хотите мне помочь.
– Вы хотите, чтобы Романа выпустили? – спросила Лариса.
– Конечно, – повернулся Клубнев в ее сторону. – Наконец-то хоть кто-то меня услышал. Конечно, не просто так, а под залог. К тому же я смог бы что-нибудь сделать для вашего отделения.
– Но это не могу решить только я один, – ответил Карташов. – Мне надо поговорить с начальством…
– Молодой человек, – снисходительно посмотрел на него Иван Сергеевич, – с вашим начальством я могу поговорить и сам.
– Тогда что вы делаете у меня? – спросил Олег.
– Я пытаюсь вам доказать, что мой сын невиновен.
– Но я не определяю степень вины, я лишь расследую дела. Я не могу отпустить вашего сына, потому что он находится под следствием.
– Я думаю, ваше начальство будет очень недовольно вами, молодой человек.
– Это еще почему? – искренне удивился тот.
– Потому что им придется выполнять вашу работу. Вы не можете разобраться с таким простым вопросом. В нашем департаменте вас не потерпели бы и несколько часов.
– Хорошо, что я нахожусь в своем департаменте, – вздохнул Олег.
Клубнев смерил Олега уничтожающим взглядом и, слегка покосившись на Ларису, выскочил из кабинета, хлопнув дверью.
– Господи, – обхватив голову руками, буквально закричал Олег, – ну почему обязательно надо так хлопать дверью?
– А где же Горецкая? – спросила Лариса.
– По-видимому, уехала домой, – устало ответил Карташов. – У нас по-прежнему нет достаточных оснований для того, чтобы допросить ее по всем правилам…
– Пока что нет, – возразила Лариса. – Я надеюсь, что они появятся…
Она взглянула на часы. С момента ее прибытия в Тарасов прошло уже почти четыре часа. А она все еще не успела отдохнуть с дороги.
И она сказала:
– Олег Валерьянович, я, наверное, поеду домой, пораскину еще мозгами и, скорее всего, буду у тебя завтра.
– Если ты принесешь новости, будет еще лучше…
Не успел он произнести эти слова, как дверь в кабинет распахнулась, и на пороге показался горячий кавказский парень по имени Гога Иванов.
«Боже мой, – мысленно чертыхнулась Лариса, – только не это!»
Однако Гога, увидев ее в кабинете следователя, улыбнулся и тут же спросил Карташова:
– Ну что, вы его нашли?
Тот в ответ кивнул.
– И что вы собираетесь с ним делать?
– Мы? – удивился Олег. – Да ничего. Мы ничего не решаем, это компетенция суда.
– Не надо никакого суда, – вдруг заявил Гога и уселся на стул.
– Что значит не надо? – не понял Олег.
– Я сам с ним разберусь. Где он находится? Я буду жаловаться на вас на всех. Мне не надо никаких мифических судов. Он должен заплатить, и он это сделает.
– Подождите, – поднял Олег обе руки вверх, – вы знаете, что ваша девушка уже поправляется?
– Да я знаю, но ее лицо и тело еще долго будут в ссадинах и синяках, – упрямо заявил Иванов.
– Я советую вам догнать вон того господина, – Лариса подозвала Иванова к окну и указала ему на Клубнева, который в этот момент выходил из отделения. – Это отец подозреваемого. Он очень влиятельный человек, может быть, он поможет вам чем-нибудь…
Иванов сверкнул глазами и опрометью выскочил из кабинета.
– Зачем ты это сделала? – спросил Карташов.
– Пускай поговорят. Один, может быть, перестанет быть таким высокомерным, а другой, возможно, охладит свой пыл… Кстати, мне тоже пора.
И Лариса, с жалостью посмотрев на Карташова, которому, по-видимому, еще предстояло объясняться с начальством по поводу разговора с семейством Клубневых-Горецких, вышла из кабинета.
* * *
– Золотце мое! – неожиданно радостно встретил Ларису на пороге ее дома Котов. – Я очень рад, что ты приехала.
Возможно, в иное время Лариса и порадовалась такому к себе отношению, но когда Котов приблизил к ней свое небритое лицо и дохнул на нее перегаром, она поняла, чем вызвано подобное радушие.