– Не повезло!
Странно, но это было первое проявление сочувствия, которое меня не обидело. Оно прозвучало так естественно...
– Скажите, пожалуйста, – поинтересовался я, – вы и с Карслейком так откровенны?
– С этим ослом? О Господи, конечно нет!
Потом я немало размышлял о том, почему Гэбриэл так разоткровенничался именно со мной, и пришел к выводу, что он был одинок. В Сент-Лу он, в сущности, разыгрывал (и очень успешно!) спектакль, но у него не было возможности расслабиться в антрактах. Разумеется, он знал, должен был знать, что неподвижный калека всегда в конце концов оказывается в роли слушателя. Я хотел развлечений, и Джон Гэбриэл охотно мне их предоставил, введя за кулисы своей жизни. К тому же по своей натуре он был человеком откровенным.
С некоторой долей любопытства я спросил, как к нему относится леди Сент-Лу.
– Превосходно! – воскликнул он. – Превосходно! Черт бы ее побрал!.. Это один из способов, каким она действует мне на нервы. Ни к чему не придерешься – как ни старайся: она свое дело знает. Эти старые ведьмы... Уж если они захотят нагрубить, они будут такими грубыми, что у вас дух захватит... Но если они грубить не пожелают – их ничем не заставить.
Меня удивила страстность его речи. Я не понимал, какое ему дело до того, груба к нему или нет такая старуха, как леди Сент-Лу. Разве ему не все равно – ведь она принадлежит ушедшему столетию.
Я все это высказал Гэбриэлу, и он как-то странно, искоса взглянул на меня.
– Вы и не поймете, – резко бросил он.
– Пожалуй, что не пойму.
– Я для нее просто грязь.
– Но, послушайте...
– Она смотрит как-то сквозь тебя. Ты не идешь в счет.
Тебя для нее просто-напросто не существует... Что-то вроде разносчика газет или посыльного из рыбной лавки.
Я понял, что тут как-то замешано прошлое Гэбриэла.
Какая-то давнишняя обида, нанесенная сыну водопроводчика.
Он предвосхитил мои мысли.
– О да! Это у меня есть. У меня обостренное чувство социального неравенства. Я ненавижу этих высокомерных дам высшего класса. Они заставляют меня почувствовать, что я никогда не поднимусь до их уровня. Для них я навсегда останусь грязью, что бы я ни сделал. Видите ли, они знают, что я представляю собой на самом деле.
Я был поражен. На мгновение он дал мне заглянуть в глубину его обиды. Там была ненависть – безграничная ненависть. Я невольно задался вопросом, какой инцидент из прошлого Джона Гэбриэла продолжает подсознательно терзать его.
– Я знаю, что на них не стоит обращать внимания, – продолжал Гэбриэл. – Знаю, что их время прошло По всей стране они живут в обветшалых, разрушающихся домах, и доходы их превратились практически в ничто. Многие даже не могут нормально питаться и живут на овощах со своего огородика. Прислуги нет, и большинство из них сами выполняют всю домашнюю работу. Но у них есть что-то такое, чего я не могу уловить... и никогда не уловлю. Какое-то дьявольское чувство превосходства. Я ничуть не хуже, чем они, а во многих отношениях даже лучше, но в их присутствии, черт побери, я этого не чувствую!
Он неожиданно рассмеялся.
– Не обращайте на меня внимания. Просто мне надо было выпустить пар. Он посмотрел в окно. – Какой-то невсамделишный, пряничный замок... Три старые каркающие вороны... и девушка будто палку проглотила... такая чопорная, что и слова не вымолвит. Видно, из тех, кто почувствует горошину сквозь ворох перин.
Я улыбнулся.
– Мне всегда казалось, что «Принцесса на горошине» – чересчур уж разумный образ.
Гэбриэл ухватился за эти слова.
– Вот-вот! Принцесса! Именно так она и держится! И они относятся к ней, будто она королевской крови!.. Прямехонько из волшебной сказки... Только никакая она не принцесса. Обыкновенная девушка из плоти и крови. Достаточно посмотреть на ее рот!
В этот момент появились Тереза и Карслейк. Вскоре наши посетители откланялись.
– Жаль, что он ушел, – сказала Тереза. – Мне хотелось бы с ним поговорить.
– Думаю, нам теперь придется видеть его часто.
Тереза внимательно посмотрела на меня.
– А ты заинтересовался! – заметила она. – Верно?
Я немного задумался.
– Это же первый раз! – воскликнула она. – Самый первый! С тех пор как мы сюда приехали, я впервые вижу, что ты проявляешь к чему-либо интерес.
– Вероятно, политика интересует меня больше, чем я предполагал.
– О нет! – заявила Тереза. – Это не политика. Тебя заинтересовал человек.
– Да, он, безусловно, личность яркая, – признал я. – Как жаль, что Гэбриэл так уродлив!
– Пожалуй, он уродлив, – задумчиво сказала Тереза, – но в то же время очень привлекателен. Не смотри на меня так удивленно. Он и в самом деле привлекателен. Это сказала бы тебе любая женщина.
– Ну и ну! Поразительно! Никогда бы не подумал; что подобный тип привлекает женщин!
– И ошибся бы, – заявила Тереза.
На следующий день к нам пришла Изабелла Чартерно с запиской для капитана Карслейка от леди Сент-Лу. Я был на садовой террасе, залитой солнцем. Выполнив поручение, Изабелла вернулась в сад и, пройдя вдоль террасы, села около меня на каменную резную скамью.
Будь это леди Трессилиан, я мог бы заподозрить в этом проявление жалости, словно к хромой собаке. Но Изабелла не выказывала никакого интереса к моему положению.
Вообще я не встречал человека, у которого интерес к окружающему отсутствовал бы в такой степени. Какое-то время Изабелла сидела, не проронив ни слова. Потом неожиданно сказала, что ей нравится солнце.
– Мне тоже, – отозвался я. – Однако вы не очень загорели.
– Я сильно не загораю.
Кожа Изабеллы в ярком солнечном свете была восхитительна и напоминала белизну цветка магнолии. Я невольно отметил гордую посадку головы девушки и понял, почему Гэбриэл назвал ее принцессой. Мысль о Гэбриэле заставила меня спросить:
– Вчера майор Гэбриэл обедал у вас, не правда ли?
– Да.
– Вы были на собрании, в Спортивном комплексе?