И человеку на земле, и птице в небе
Господь велел: «Вейте себе гнездо!..»
Ей довелось хлебнуть немало горя: мать и сестра умерли, когда ей было пять лет, отца-шахтера убили в июне 1869 года во время беспорядков в городке Рикамари. Девушка перебралась в Лион к тетке — та работала кухаркой у владельцев ткацкой фабрики — и устроилась на работу в прядильный цех. Один из ухажеров, неотесанный парень, устроил ей выступление в «Якобинском трактире». Хозяин заведения заметил, что у нее красивый голос. Вскоре она приобрела некоторую известность, публика валом валила на выступления жизнерадостной Леонтины Фуршон. Через некоторое время на свет появилась Элиза. Ноэми не даже пыталась разыскать отца девочки.
И человеку на земле, и птице в небе
Господь велел: «Вейте себе гнездо!..»
С тех пор дни она посвящала Элизе, а вечерами пела в кафешантанах. Затем отдала дочь в пансион, где воспитанниц учили игре на фортепиано, английскому языку и хорошим манерам. Уже тогда Элиза была полна амбиций, знала, что нравится мужчинам, мечтала о красивой жизни, хотела изменить свою судьбу, стать настоящей дамой…
Экипаж медленно ехал по запруженным улицам, но ни шум уличного движения, ни оживленный гомон зрителей, только вышедших из театра «Жимназ», где в тот вечер давали «Нуму Руместана», [42] не могли отвлечь Ноэми от воспоминаний. Восемь лет, целых восемь лет она потратила на разработку и воплощение плана, который позволил бы ей, наконец, стать независимой женщиной. Она идеально выбрала жертву и удачно провернула дельце. Результаты превзошли все ее ожидания. И вот, в самый неподходящий момент, появился этот идиот! Теперь вся ее жизнь может пойти под откос. Ноэми не могла отделаться от ощущения, что за ней следят, она чувствовала себя усталой и разбитой. И зачем она только вернулась на родину, ведь в Лондоне ей ничто не угрожало… На что он рассчитывает? Хочет вернуть свою долю?
«У тебя нет никаких доказательств, — думала она, — а если ты вообразил, что сможешь меня шантажировать, — дудки! Ничего у тебя, дружок, не выйдет!»
Начавшийся ливень разогнал посетителей, сидевших на открытой террасе Гран-Кафе-де-Сюэд, закрывались двери театра «Варьете». От перекрестка в разные стороны медленно разбредалась толпа зевак, будто стадо, которое гонят в хлев. Они пришли сюда из любопытства: интересно же посмотреть на то место, где нашли обезображенный труп неизвестной женщины. «Если эти бараны так любят кровавые зрелища, отправлялись бы лучше на бойню», — с презрением подумала Ноэми.
Она вышла из экипажа в двух шагах от пассажа «Панорама» и под ледяным дождем, поминутно озираясь, добежала до двери своего подъезда. В переулке никого не было. Ноэми поднялась по темной лестнице. Дверь отворила Мариетта. «Сколько раз ей говорили, что зевая, принято прикрывать рот рукой! — раздраженно подумала Ноэми. — Бесполезно. Эту неотесанную неряху уже поздно воспитывать». Она приказала подать ей чай с молоком и гренками, а сама быстро прошла в будуар.
На фоне пушистых веточек мимозы, которыми были густо расписаны обои, палисандровая мебель приобретала какой-то болезненный желтоватый оттенок. Не обращая внимания на соскользнувший на пол капор, Ноэми подошла к окну, раздвинула занавески и выглянула на бульвар Монмартр. А вдруг это вон тот человек, что околачивается возле музея Гревен и разглядывает афишу о возобновлении слушаний по делу Гуффэ? [43] Нет, к нему, скользя на мокрой мостовой, спешила какая-то полная дама. Они обнялись и зашли в один из ярко освещенных ресторанчиков.
Ноэми села за туалетный столик и уставилась на свое отражение в зеркале, разглядывая складку у губ, морщинки и мешки под глазами… Тридцать пять лет, ничего не попишешь!
Сколько раз ей хотелось выкинуть веер, мантилью и парик, бросить все, собрать вещи и уехать! Но не хватало решимости. Она потратила немало времени и сил, чтобы стать Ноэми Жерфлер, обрести счастье, деньги и успех… И теперь была уже не в том возрасте, чтобы начинать все сначала. Отныне ей оставались лишь отголоски былой славы да случайные поклонники. Любовь? Это всего лишь обман, и цена ей, как в той песенке — четыре су:
И человеку на земле, и птице в небе
Господь велел: «Вейте себе гнездо!..»
И все-таки Ноэми еще мечтала встретить настоящую любовь. Ведь она осталась совсем одна, ей не на кого опереться. У нее нет никого, кроме дочери. Хорошо, что вся эта грязь не коснулась ее девочки. В один прекрасный день Элиза удачно выйдет замуж, и ее супруг, конечно же, не оставит тещу умирать в нищете на склоне лет.
Вошла Мариетта с подносом. Чай был мутный, гренки подгорели. Ноэми вздохнула. Ну что за наказание?..
— Поставьте поднос и приготовьте мне ванну. Да не забудьте насыпать в воду лавандовую соль. И перестаньте шмыгать носом, у вас что, носового платка нет?
Мариетта явила на свет огромный клетчатый платок и с трубным звуком высморкалась.
— Просто стихийное бедствие какое-то! — Ноэми страдальчески возвела глаза под потолок. — Подождите…
Мариетта остановилась и обернулась.
— У вас есть поклонник?
— Да, мадам, его зовут Мартиаль, он подручный пекаря. По воскресеньям дарит мне сдобную булочку. Когда мы поженимся, наши дети каждый день будут есть хлеб.
Ноэми оглядела некрасивую физиономию своей горничной, ее сальные волосы и подумала, что жизнь устроена несправедливо.
Мариетта вышла, но минут через пять снова вбежала в будуар.
— Мадам! К вам посетитель.
— Нет, только не сегодня! — воскликнула Ноэми, переодеваясь в домашнее платье. — Как он выглядит: молодой или старый?
— Не знаю, мадам, в прихожей темно. Он сказал, будто близко знаком с вами, вот его карточка.
Ноэми мельком взглянула на кусочек картона и рухнула на стул, будто у нее подкосились ноги.
— Вам плохо, мадам?
— Нет, все в порядке… Проводите этого господина в гостиную.
— А как же ванна?
— Идите к себе, я сама справлюсь. Ну же, пошевеливайтесь!
Руки у Ноэми дрожали так сильно, что она не смогла даже прическу поправить. Сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. Она, пошатываясь, прошла в гостиную. Перед камином спиной к ней стоял мужчина и смотрел на огонь. Услышав звук открывающейся двери, он обернулся.
— Ты!.. — тяжело дыша, проговорила она.
— Добрый вечер, мадам де Сен-Меслен! Очень рад вновь видеть вас, нам ведь есть о чем вспомнить, не так ли? Как вам мои алые розы? По лицу вижу, что понравились.
Он говорил медленно и монотонно. Ноэми ухватилась о дверной косяк. Он широко улыбнулся.