«Готов поспорить на что угодно — этот Тартюф начал новое расследование! На сей раз мы будем сотрудничать с самого начала, я заставлю его — не мытьем, так катаньем! Больше на подножку уходящего поезда я впрыгивать не намерен!»
Жозеф взглянул на дату: суббота, 10 февраля 1894 года. След совсем свежий!
Развеселившись, он поднялся по лестнице и вошел в кухню. За столом сидели Айрис и Кэндзи и с аппетитом поглощали салат из одуванчиков. Жозеф целомудренно поцеловал жену в лоб.
— Ложись, малышка, я вымою посуду и присоединюсь к тебе.
После ухода Айрис он и Кэндзи отодвинули в сторону салат и воздали должное заливному из белого мяса.
Пятница 16 февраля
Виктор припарковал велосипед у книжного магазина в тот самый момент, когда Жозеф отпирал дверь.
— Вижу, вы спешили как на пожар. Не стоило. Я должен тут еще подмести и вытереть пыль. Обычно этим занимается мама, но после вчерашней «сцены у фонтана» она осталась в своей квартире на Висконти. Некоторым везет — могут уединиться, когда пожелают.
— Вам тоже никто не мешает оставаться дома! — бросил Виктор. Он поставил велосипед в кладовку и теперь что-то искал на полках и столах.
— Спасибо за совет, сам бы я ни за что не догадался. Вы что-то потеряли?
— Одну бумажку. Должно быть, выронил, когда записывал адреса книжных магазинов.
— Это, случайно, не страница «Энтрансижан»? Она лежит под Четвертым томом «Истории Франции» Анкетиля. [34]
— Как, черт возьми… Это вы…
— Да. И, к вашему сведению, я ее прочел. Итак, дорогой шурин, наслаждаемся описанием гнусных преступлений? Или… — Жозеф сделал многозначительную паузу, делая вид, что сосредоточился на изучении своей метелки, — или вы уже ведете расследование, а меня решили в игру не брать?!
— Откуда такие мысли?
— Я не вчера родился! Вы записали на полях имена…
— Имена друзей, которым я собираюсь нанести визит.
— Морис Ломье — ваш друг? Да неужели? Вы мне…
Жозеф не договорил — раздался звонок телефона.
— Это меня! — крикнул со второго этажа Кэндзи.
Он прямо в халате сбежал по ступеням вниз, схватил трубку и тут же заулыбался.
— Замечательно, дорогая, до вечера, — сказал он, повесил трубку и насвистывая пошел наверх, не замечая иронических ухмылок Жозефа и Виктора. На середине лестницы он остановился и сообщил нарочито безразличным тоном:
— Я снял в городе кабинет, чтобы при необходимости иметь возможность поработать в тишине и покое. Ничего особенного, маленькая комнатушка, спартанские условия — стол, стул и койка. Само собой разумеется, когда я буду там работать, одному из вас придется заменять меня здесь. — И Кэндзи легкой походкой проплыл в туалетную комнату, пробормотав себе под нос старинную японскую пословицу: «Самый плохой чай сладок, если заварен из свежих листочков».
Жозеф и Виктор были так ошеломлены, что отреагировали не сразу, а потом Виктор расхохотался.
— Чертов Кэндзи! «Замечательно, дорогая, до вечера»! Должно быть, снова объявилась его танцовщица.
— Кабинет, как же! Не кабинет, а гарсоньерка с двухспальной кроватью и всем прочим!
— Нашему другу, Жожо, пришла в голову та же идея, что и вам, но он вас опередил.
— Не называйте его больше уменьшительной кличкой, это непочтительно, — произнес недовольный голос.
Мужчины расступились, пропуская Эфросинью. Облаченная в кроличье манто и шляпу с перьями, достойная матрона напоминала могиканина, вышедшего на тропу войны. В обеих руках у нее было по тяжелой кошелке с капустой, тыквами разной формы и топинамбуром.
— Как раз наоборот, мадам Пиньо, — не согласился Виктор, — такое обращение говорит, что ваш сын — член нашей семьи. И вы тоже, — поспешно добавил он. — Вы сегодня на редкость элегантны.
— Гм… Не пытайтесь меня умаслить. Я притащила в этот дом столько овощей, что вы можете переименовать свою книжную лавку в зеленную! Посторонитесь!
Появился одетый с иголочки, благоухающий лавандовой водой Кэндзи.
— Даже монахи нуждаются в независимости, — пробормотал он, устраиваясь за столом.
— Не всяк монах, на ком клобук, — тихо парировал Жозеф и продолжил, повысив голос: — Мсье Мори, мсье Легри хочет послать меня оценить библиотеку в Вожирар, что очень некстати — у меня много работы, а это займет три или даже четыре часа. Будьте так добры, предупредите Айрис.
Кэндзи кивнул.
— Отправляйтесь. Слава богу, клиентов сейчас немного. Но не задерживайтесь, я должен буду уйти.
Жозеф надел клетчатый пиджак и кепи.
— Идемте, Виктор, это на другом конце города!
Виктор чертыхнулся, но подчинился.
— Вы совсем обезумели! — возмущенно воскликнул он, когда они вышли на улицу.
— Вовсе нет! Вы взяли след, и я тоже хочу участвовать в охоте. Пойдем, я сегодня добрый, угощу вас чашкой кофе в «Потерянном времени», и вы введете меня в курс дела. И помните, вы — будущий дядюшка моего ребенка.
Виктор бросил на него незаметный взгляд. Жозеф взрослеет, с ним придется считаться как с равным. Он предпринял последнюю попытку:
— Айрис Пиньо вряд ли понравится…
— Как и вашей супруге Таша Легри. Но мы вовсе не обязаны ставить их в известность. Поклянемся молчать, как доблестные рыцари, чтоб мне провалиться на этом месте.
Виктор сообщил Жозефу всю имевшуюся у него информацию, и они решили отправиться на улицу Абукир — до нее с улицы Сен-Пер было ближе, чем до улицы Шофурнье.
Фиакр высадил их на площади Побед с конной статуей Людовика XIV. Многочисленные вывески с крупными золотыми буквами портили величественный вид фасадов с аркадами, увенчанными ионическими пилястрами. На углу улицы Этьен-Марсель Виктор брезгливо отвернулся от двух новых зданий, выстроенных по соседству со старинным домом. Париж XIX века незаметно проникал в историческую часть города, и можно было не сомневаться, что со временем бесценный декор, столь дорогой сердцу иллюстратора Альбера Робида, исчезнет без следа, а его место займет шумный муравейник без души и сердца.
Они свернули к улице Абукир, где соседствовали магазины, торгующие дорогими тканями, шелками, кружевом и тюлем, и скромные пошивочные ателье. Между фабрикой искусственных цветов и лавкой модистки стоял шестиэтажный дом под номером 68. Виктор и Жозеф вошли в располагавшийся на первом этаже магазин.
Освещение было тусклым, в темную глубину зала уходила вереница столов с нагроможденными на них стопками одежды, стены были обтянуты серой тканью. Комиссионеры, поглаживая рулоны ткани, вели переговоры с приказчиками.