20 марта управление всеми французскими колониями, за исключением Алжира, переходит от Министерства военно-морского флота новому государственному органу — Министерству колоний.
В первую половину 1894 года во французском обществе сеют ужас покушения анархистов. Они исповедуют идеологию, близкую взглядам Прудона и Бакунина, которые ратовали за равенство и свободу путем ликвидации частной собственности и правительства, считая то и другое орудиями подавления. После разрыва с социалистами в 1879 году у этих идеалистов начинает преобладать доктрина «пропаганды действием», являющаяся, по сути своей, не подлинным анархизмом, но, тем не менее, насильственным методом борьбы. Горстка людей совершает покушения и теракты, некоторые интеллектуалы и представители художественной богемы одобряют такую форму протеста.
5 февраля на гильотине казнен Огюст Вайян, взорвавший 9 декабря 1893 года в Бурбонском дворце бомбу, начиненную гвоздями.
12 февраля взрыв в кафе «Терминюс» уносит жизни семнадцати человек. Террориста зовут Эмиль Анри. Он блестяще учился, получил степень бакалавра и был принят в Высшую Политехническую школу. Эмиль Анри заявляет, что он совершеннолетний и готов нести ответственность за свои действия. На суде он сказал следующее: «Мне говорили, что социальные институты основаны на справедливости и равенстве, а я видел вокруг одну только ложь и надувательство. […]Буржуазия должна понять, что те, кто страдал, наконец устали от своих страданий. […] Разве дети предместий, медленно умирающие от анемии из-за того, что им не хватает даже хлеба, не невинные жертвы? А женщины, работающие из последних сил в ваших мастерских за сорок су в день и благодарные Богу уже за то, что нищета не вынуждает их выйти на панель? А старики, которые трудились на вас всю жизнь, а когда обессилили, очутились на свалке или в больнице для бедных?»
19 февраля в комиссариат приходит письмо, где некий Роберти сообщает о намерении покончить с собой. Полицейские приезжают в меблированные комнаты на улице Сен-Жак, 69, взламывают дверь, и происходит взрыв. Итог: один убитый, один раненый.
20 февраля похожий теракт происходит в доме номер 47 в предместье Сен-Мартен. Специалисты обезвреживают бомбу на месте.
15 марта бельгийский анархист Пауэле, которому приписывают два вышеупомянутых теракта, погибает при взрыве бомбы, подложенной им в церковь Мадлен.
4 апреля взрывом в ресторане «Фуайо» тяжело ранены два посетителя, один из них, поэт Лоран Тайяд, теряет глаз. Когда Огюст Вайян бросил бомбу, Тайяд воскликнул: «Что значит гибель нескольких поколений рода человеческого, если благодаря ей утверждается индивидуум? Разве это важно, если последствия благотворны?»
27 апреля в Парижском Дворце правосудия начинается процесс над Эмилем Анри, «человеком, у которого руки по локоть в крови», пишет о нем в газете «Матен» Гастон Леру. Эмиля Анри приговаривают к смерти и казнят 21 мая. На следующий день «Жюстис» публикует статью Жоржа Клемансо «Гильотина»: «Мы идем по ночному Парижу, где гуляют девицы, чьи лица бледны от газового света, и припозднившиеся бездельники в поисках приключений. Мне не по себе в этом странном мире. Небо аспидного цвета с волнистыми облачками, тусклое, мертвенно-бледное. Дует ледяной ветер, сухой и резкий. И вот мы уже на улице Шато д’О, перед огромной статуей Республики во фригийском колпаке. Она держит в руке оливковую ветвь, якобы несущую людям мир. А как же нож гильотины? Почему она не держит в другой руке его? Я мысленно кричу ей: „Лгунья!“. А перед мэрией Фобур Ледрю-Ролен театральным жестом протягивает нам урну для всеобщего голосования: „В этом наше спасение“. — Конечно, друг мой, только вот наша жизнь слишком коротка, чтобы ждать так долго. Тебе и самому знакомо двадцатилетнее ожидание».
24 июня президент Сади Карно приезжает в Лион на открытие Всемирной выставки и празднование годовщины битвы при Сольферино. Город украшен флагами. Президент отправляется в Гран-театр на гала-концерт. Его коляска медленно едет мимо выстроившихся рядами людей. К коляске приближается человек и, выкрикнув: «Да здравствует революция!», тут же исчезает в толпе. Девять сорок вечера. На черном сюртуке президента расплывается большое пятно. Сидящий рядом генерал Вуазен осознает, что произошло. Кучер подхлестывает лошадей, чтобы как можно быстрее попасть к префектуре. Удар кинжала попал в печень и перерезал полую вену, врачи бессильны. Доктор Понсе делает операцию. Тщетно. Вскоре после полуночи Сади Карно умирает. Арестованный при попытке к бегству убийца восклицает: «Пусть теперь мне отрубят голову, это ничего не изменит!» Толпа готова линчевать преступника. Его зовут Санто Джеронимо Казерио, он уроженец Ломбардии, ему двадцать один год. Эмигрант, работал булочником. «Я стал анархистом в 1891 году, в Риме, после суда, где обвиняемые сидели в клетке, как дикие звери. Тогда я поклялся совершать покушения на важных шишек. Я хотел убить президента Карно за то, что он отказал в помиловании Вайяну».
На следующий день после смерти Сади Карно толпа громит и грабит магазины итальянцев. Начинаются демонстрации, люди кричат: «Долой Италию! Объявим ей войну!»
Большинство обеих Палат в качестве преемника Сади Карно видит Жана Казимир-Перье. 27 июня 457-ю голосами из 851-и его выбирают президентом Республики. Социалисты и радикалы находятся в оппозиции. Они заявляют, что новый президент, главный акционер шахт Анзена, является ставленником капитализма и реакции. Парламентская фракция социалистов выступает с обращением: «Парламент, состоящий из сторонников буржуазного центра и сенаторов-ретроградов, только что избрал президентом Республики Казимир-Перье, человека, связанного с реакционерами-орлеанистами… Мы от вашего имени реагируем на это скандальное голосование так: „Долой реакцию!“».
28 июля правительство, пользуясь негодованием граждан, спровоцированным убийством Карно, добивается от парламента принятия новых законов, «направленных на подавление анархистских выходок». В действительности же эти законы ужесточают введенные год назад ограничения свободы прессы, позволяют приговаривать к тюремным срокам за подстрекательство к краже и убийству и передают дела о нарушении закона о печати из суда присяжных в исправительный суд. Он имеет право приговаривать к пожизненной ссылке без лишения прав (уголовные суды такой приговор не выносят) и налагать запрет на публикацию судебных отчетов в газетах. Судьи могут не делать разницы между анархистами и социалистами, которые из опасения, что «предательские» законы будут использоваться для обуздания оппозиционной прессы, начинают бурную кампанию протеста. Жорес восклицает: «Вы хотите проявить суровость при подавлении бунтовщиков, так будьте же суровы и в отношении коррупционеров и взяткодателей! […]. Вы должны ясно показать стране — и сделать это в письменном виде! — что коррумпированного политика и бунтовщика-анархиста судят одинаково строго и по одним и тем же законам. Только в тот день, когда продажный политик и совершивший убийство анархист отплывут на каторгу на одном корабле, можно будет говорить о двух взаимодополняющих аспектах одного социального порядка».
Казерио судили в Париже, 2 августа, его интересы представлял старшина коллегии Дюбрей: ни один адвокат не согласился защищать этого человека. Казнили осужденного 16 августа в тюрьме Сен-Поль.