– О, викарий, можно ли так шутить? – Немного успокоившись, она продолжала: – Одну даму; и как вы думаете, куда эта дама направлялась? Она повернула по дороге к вашему дому, но сначала она самым странным образом оглянулась по сторонам – как я полагаю, чтобы убедиться, что ее не видит никто из знакомых.
– А первая птичка? – спросил я.
– Она как раз была в рыбной лавке – в комнате над лавкой, собственно говоря.
Я понятия не имею, куда ходят служанки в свои выходные дни. Но твердо знаю, куда они ни за что носу не высунут, – на свежий воздух.
– И это было, – продолжала мисс Уэзерби, наклоняясь вперед с таинственным видом, – как раз около шести часов.
– А какой это был день?
Мисс Уэзерби коротко вскрикнула:
– День убийства, разумеется, неужели я не сказала?
– Я так и предполагал, – сказал я. – Имя этой дамы...
– Начинается на «Л», – подхватила мисс Уэзерби, энергично кивая.
Поняв, что информация, которую мне собиралась передать мисс Уэзерби, исчерпана, я встал.
– Но вы не допустите, чтобы меня допрашивала полиция? – жалобно сказала мисс Уэзерби, сжимая мою руку обеими руками. – Я не выношу, совершенно не выношу толпу. А стоять перед судом!..
– В особых случаях, – сказал я, – они разрешают свидетелю сидеть. – И ускользнул.
Оставалось повидать еще миссис Прайс Ридли. Эта леди сразу же поставила меня на подобающее мне место.
– Я не желаю быть замешанной в какие бы то ни было дела с полицией, – сказала она сурово, холодно пожимая мне руку. – Но вы должны понять, что, столкнувшись с обстоятельством, которое требует объяснений, я вынуждена была обратиться к официальному лицу.
– Это касается миссис Лестрэндж? – спросил я.
– С чего вы взяли? – холодно отпарировала она.
Я понял, что попал впросак.
– Все очень просто, – продолжала она. – Моя служанка Клара стояла у калитки, она спустилась на несколько минут, как она утверждает, глотнуть свежего воздуха. Верить ей, конечно, нельзя. Скорее всего, она высматривала посыльного из рыбной лавки – язык не поворачивается звать его мальчиком на побегушках, – дерзкий нахал, думает, что, если ему стукнуло семнадцать, он может заигрывать со всеми девушками подряд. Ну, как бы то ни было, стоит она у калитки и вдруг слышит – кто-то чихнул.
– Так, так, – сказал я, ожидая продолжения.
– Вот и все. Я вам говорю: она услышала, как кто-то чихнул. И не вздумайте мне толковать, что я не так уж молода и мне могло послышаться, – это слышала Клара, а ей всего девятнадцать.
– Но почему бы ей не услышать, как кто-то чихнул?
Миссис Прайс Ридли окинула меня взглядом, полным нескрываемой жалости к моим убогим умственным способностям.
– Она слышала этот звук в день убийства – и в то время, когда у вас в доме никого не было. Ясно, что убийца затаился в кустах, выжидая удобную минуту. Вам нужно найти человека с насморком!
– Или с сенной лихорадкой, – подхватил я. – Но если уж на то пошло, миссис Прайс Ридли, тайна разрешается очень просто. Наша служанка, Мэри, сильно простужена. Признаюсь, последнее время нам действует на нервы ее шмыганье носом. Наверно, она и чихнула, а ваша служанка услышала.
– Чихал мужчина, – не терпящим возражений тоном сказала миссис Прайс Ридли. – И от нашей калитки нельзя услышать, как ваша прислуга чихает у себя на кухне.
– И еще от вашей калитки не услышишь, если чихнут в моем кабинете, – сказал я. – По крайней мере, я так думаю.
– Я же сказала, что мужчина мог скрываться в кустах, – повторила миссис Прайс Ридли. – Не сомневаюсь – когда Клара ушла, он проник через парадную дверь.
– Это, конечно, вполне возможно, – сказал я.
Я старался, чтобы мой голос не звучал снисходительно, но, как видно, мало в этом преуспел – миссис Прайс Ридли ни с того ни с сего обожгла меня негодующим взглядом.
– Я привыкла, что меня никто не слушает, и все же я скажу: когда теннисную ракетку швыряют на траву без чехла, она потом никуда не годится. А теннисные ракетки нынче дороги.
Я не видел ни повода, ни смысла в этом внезапном нападении с тыла. Оно застало меня врасплох.
– Может быть, вы со мной не согласны? – сурово спросила миссис Прайс Ридли.
– О, что вы, совершенно согласен.
– Очень рада. Так вот, это все, что я хотела сказать. И я умываю руки.
Она откинулась в кресле и закрыла глаза, как человек, утомленный мирской суетой. Я поблагодарил ее и попрощался.
У входной двери я рискнул спросить Клару о том, что рассказала ее хозяйка.
– Чистая правда, сэр, я слышала – кто-то ка-ак чихнет! И это чиханье было не простое, нет, не простое.
Все связанное с убийством не простое, а особенное. И выстрел был какой-то особенный. И чихнул кто-то как-то необыкновенно. Думаю, это было фирменное чиханье, специально для убийц. Я спросил девушку, когда это было, но она определенно сказать не могла – кажется, где-то между четвертью седьмого и половиной. Во всяком случае, «до того, как хозяйке позвонили по телефону и ей стало плохо».
Я спросил, слышала ли она какой-нибудь выстрел. Она сказала, что стрельба поднялась – просто жуть! После этого доверять ее показаниям не приходилось.
Я подошел почти к самой калитке нашего сада, но решил навестить сначала своего друга. Взглянув на часы, я увидел, что как раз поспею до вечерней службы. Я пошел по дороге к дому Хэйдока. Он встретил меня на пороге. Я снова заметил, какой у него измученный, изможденный вид. Последние события состарили его до неузнаваемости.
– Рад вас видеть, – сказал он. – Какие новости?
Я рассказал ему про Стоуна.
– Вор высокого класса, – заметил он. – Да, это многое объясняет. Он читал кое-что, но в разговорах со мной иногда ошибался. А Протеро, как видно, сразу его раскусил. Помните, как они поссорились? А девушка – как по-вашему, она в этом тоже замешана?
– По этому поводу определенного мнения нет, – сказал я. – Я лично считаю, что она тут ни при чем. Она на редкость глупа, – добавил я.
– Ну нет! Я бы не сказал. Она себе на уме, эта мисс Глэдис Крэм. Исключительно здоровый экземпляр. Вряд ли станет докучать представителям медицины вроде меня.
Я сказал ему, что меня очень беспокоит Хоуз и я хотел бы, чтобы он уехал, переменил обстановку, отдохнул как следует.