Мама со второй попытки встала с дивана, обошла кресло и стала смотреть, как Байрон ест. Я прилегла, не сводя взгляда со ступни, и чувство умиления от вида его ноги разлилось теплом по телу.
Байрон доел, поставил пакет на пол и развернул кресло. Теперь мама оказалась сбоку от него. Она стояла у подоконника с унылым видом потерявшегося человека и не сводила взгляда с пакета на полу.
– Давайте обсудим нашу проблему, – предложил Байрон.
– Да уж!.. – очнулась мама. – Хотелось бы услышать, что ты считаешь проблемой.
– Текила беременна, – просто ответил Байрон. – Я, конечно, могу на ней жениться, но постоянно жить вместе – вряд ли.
– Как интересно, – завелась мама, – где это вы собираетесь жить вместе?
Меня насторожило другое:
– Не можешь постоянно? Почему?
– Я полигамен, – буднично объяснил Байрон.
Мама изобразила свою кривую усмешечку, но глаза ее растерянно шарили по лицу Байрона.
– Лилька, – заметила она, – тебе стоит призадуматься. Если исходить из твоего сексуального опыта, то наш мальчик, похоже, не любит презервативы. Для полигамного самца это весьма неосмотрительно. У твоего ребенка может оказаться много братиков и сестричек.
– Я сама виновата. У меня перебои с месячными. Я перестала обращать на это внимание.
– А потому что ты истощена! – повысила голос Мамавера. – Нехватка веса, зато как удобно пролезать в форточки!
– Ты можешь быть рядом со мной каждый день часов по пять? – униженно попросила я Байрона. – Хотя бы первое время, пока мой организм этого требует.
– Я постараюсь, – кивнул Байрон.
– Вы ненормальные, – шепотом сказала Мамавера. – Эй, детки! Это не компьютерная игра, это девять месяцев распухания, потом – роды, пеленки, памперсы, болячки и постоянный недосып! Для остроты ощущений добавьте к этому насущную необходимость получения образования! И где вы собираетесь проводить столь увлекательный гейм? В нашей двухкомнатной?
– Текила, ты хочешь жить с матерью в твоем состоянии? – спросил Байрон.
Я ответила, не раздумывая:
– Нет.
– Все-таки помощь, совет и присутствие родного...
– Нет! – перебила я его.
– Лилька! – возмутилась Мамавера.
Байрон пожал плечами:
– У меня жить нельзя. Моя мать сумасшедшая. Оставить ее я тоже не могу, психушка исключена. Предлагаю купить тебе квартиру. У нас хватит на однокомнатную в хорошем районе.
– Сумасшедшая? – мама вцепилась пальцами в подоконник. – Полигамный самец с дурной наследственностью! В моем доме?! С моей дочерью!.. Лилька, я тебе настоятельно рекомендую подумать...
– Нет! – перебила я. – Никаких абортов.
Мама прошлась по комнате.
– Напомните, пожалуйста, как вы вообще нашли друг друга, – вдруг попросила она и постучала себя по лбу пальцами: – Я не могу понять, как такое могло произойти!
Я пожала плечами, посмотрела на Байрона. Он улыбнулся и кивнул.
– Зимний лагерь три года назад, помнишь? Ты еще не хотела меня отпускать, – сказала я.
– Прекрасно помню, – кивнула мама. – А разница в возрасте? Восхищенная старшеклассником семиклассница – это понятно, но ты-то почему обратил на нее внимание? Ни намека на половые признаки, всегда одна, замкнута, огрызается!
– Оказалось, что у нас есть нечто общее, – улыбался Байрон. – Шпионское прошлое отцов.
– Прекрати-и-и... – протянула мама и села ко мне на диван.
– Нет, серьезно. Я сказал, что мой отец был шпионом и погиб, выполняя важное задание. А Текила вдруг спрашивает: «Награжден посмертно?» Нет, – говорю, ничего об этом не знаю.
– А я тогда спросила, видел ли он могилу своего отца? Оказалось – не видел. И я не видела. У меня нет фотографий отца, и у него – ни одной. Мы с Байроном отошли от толпы подальше и обменялись имеющейся у нас информацией. Информации было минимум, сама знаешь. Но из шеренги других отцов этого заезда – менеджеров, охранников, научных сотрудников и предпринимателей – наши отцы явно выпадали. Так мы и познакомились. А на другой день...
– А на другой день я замутил такую бучу: предположил, что Текила – моя сестра. Раз уж так все сошлось.
– Да, – вздохнула я, – было смешно.
Мама покачала головой:
– Детский сад, да и только! Хочешь посмотреть на могилу своего отца? – она сказала это вполне серьезно.
Я задумалась.
– Не знаю, стоит ли мне сейчас ходить по кладбищу...
– Конечно, стоит, – уверила меня Мамавера. – Убедишься, по крайней мере, что фамилия твоего отца не Бирс. Кстати, о твоем отце, – мама ткнула пальцем в сторону Байрона, – недавно ты говорил, что он сидел и ни слова о смерти.
– Это отдельная история. Больше касается матери, чем отца. Когда его посадили за измену Родине, ей предложили сменить фамилию и вообще забыть этого человека. Мать его и похоронила. Во избежание позора. Она была тогда известной арфисткой. Полтора года назад отец приехал в Питер. Мать съехала с катушек. Никак не может для себя решить – живой он или мертвый. Ну так что, едем? – Байрон встал.
– Куда? – спросили мы с мамой хором.
– На кладбище.
На кладбище в субботу было много народа. Громкие крики ворон – уже смеркалось, и они кружили плотными стаями над старыми деревьями, готовясь к ночлегу. Бесконечно длинные проходы между оградами в поисках нужной могилы. Мама два раза выходила не на ту линию. Потом вдруг оказалось, что мы уже на месте: никакой ограды, два почти одинаковых камня – темный и светлый. На темном – выпуклый мужской профиль, имя, годы жизни.
– Марк Яловский, – прочитала я вслух. – Умер в сорок четыре года.
Провела рукой по камню там, где нос выступает, и посмотрела на маму вопросительно:
– Яловский?..
– Бондарь – моя девичья фамилия, – на кладбище мама вдруг стала спокойной и веселой. – И твоя тоже.
– А рядом женщина похоронена, – сказал Байрон. – Странно, тот же год смерти. Вы ее знали?
– Нет, – ответила Мамавера, покосившись в его сторону.
– Марина... – он замешкался, – Марина Яло...
Я вздрогнула.
– Яловега, – прочел наконец Байрон и постарался успокоить меня улыбкой: – Извини, плохо видно. Странная фамилия.
– А на памятнике слева фамилия Замахнибейся, – показала мама рукой. – Достаточно, или еще погуляем? Почитаем, так сказать.
Мы медленно пошли к выходу. Мне что-то мешало дышать. Не хватало еще разреветься. Хватаю Байрона за рукав. Он тут же лезет в карман и достает... свой большой носовой платок.