– Все? – спросил Платон.
– Про Федьку – все. Мы подъехали как раз одновременно со «Скорой». Пока Федьку грузили на носилки, подкатили менты. А потом – наряд по сигнализации. По старой памяти завалили меня мордой в песок, но потом переключились на убойный отряд. Пока выясняли, кто здесь и зачем, я пошел в квартиру и выдрал пульт из стены. А потому что достали со своей сигнализацией!
– Веня, подожди, – прошептал Платон. – Я ничего не понимаю, а ты?
– Я все понимаю, а толку?
– Тогда давай сначала, и с объяснениями, а то для меня впору психушку вызывать.
– Мы с Квакой поехали за аквариумом... – уныло начал по новой Вениамин.
– Стоп! Лучше отвечай на вопросы. Пистолет был заряжен?
– Ну так! – хмыкнул Веня.
– Боевыми? В смысле, настоящими?
– А то!
Платон встал, прошелся к щербинке от пули, потрогал ее.
– Если Федор хотел покончить с собой, почему просто... – пробормотал он.
– Ну уж это – полная лажа! Покончить с собой в любимом шлеме, да? – подошел к нему Веня.
– Тогда – что?
– Он мазь испытывал. Вернее, не испытывал, а хотел убедиться, что она сработала.
– Мазь?!
– Сядь, Тони, ты совсем белый. Федька и меня просил в него пальнуть, когда пройдут две недели. Я отказался. Тогда он насел на Аврору, а той, сам знаешь... Все по фигу, когда пьяная.
– Мазь... – прошептал Платон, кивая головой. – Мазь... Но это же... Это же полный идиотизм! – Он с трудом сдержался, чтобы не заплакать.
– Ну, не знаю, – задумчиво протянул Веня. – Квака сказала, что после этой мази Федька от пули и ножа не умрет.
Сквозь пелену слез Платон уставился на племянника, как на инопланетянина. Он почти завидовал его дебилизму, ему в этот момент захотелось стать умственно отсталым, чтобы не отличать жизнь от смерти.
– Уйди... – попросил он тихо.
– Тони, не нервничай. Все будет хорошо, – похлопал его по руке Веня. – Сейчас приедет Квака, расскажет что и как. Вот увидишь, все будет хорошо.
Странно, но это подействовало. Может быть, потому, что Вениамин не утешал. Он говорил совершенно уверенно, без малейшего лицемерия или сочувствия.
Вернулись в квартиру. Почти сразу за ними пришла Илиса.
– Все в порядке, – сказала она с порога. Сбросила туфли, сдула со лба мокрые колечки волос, прошла на кухню и сразу же вернулась со стаканом. – Выпей, Платон Матвеевич, тебе полегчает.
Платон с жадностью выпил все. Он сразу же покачнулся, Илиса с Веней повели его под руки в спальню.
– Что?.. Что в порядке?
– Следствия, наверное, не будет, – объясняла Илиса, – Федор перед смертью пришел в себя и сказал, что сам просил стрелять.
– Перед смертью? – застыл Платон. – А что же тогда в порядке? – Он опять покачнулся, Веня подтолкнул его, усаживая.
– Все, – уверенно заявила Илиса, поднимая его ноги и забрасывая на кровать. – Ты, Платон Матвеевич, поспи пару часиков, хорошо? – ласково уговаривала она, снимая ботинки. – А когда проснешься, мы все обсудим, ладно?
– Вы... Мы... Вы сошли с ума? – спросил Платон, тщетно пытаясь удержать перед глазами два лица, но они исчезли миражом, как только он протянул руку, чтобы дотронуться.
Поздно ночью настойчиво зазвонил телефон в коридоре. А может быть, ранним утром – но не днем это точно – сырая темень потащилась за Платоном, хватая его за лодыжки холодными скользкими лапами, чтобы он не ушел далеко.
– Лейтенант Подогникопыто! – бодро отрапортовала трубка.
Платон отнял ее от уха и внимательно рассмотрел.
– Вы меня слышите? Алло!
Платон слышал, но ответить не мог – он тихонько хихикал, согнувшись. Подогникопыто – надо же придумать такое!
– Гражданина Омолова мне! ПэМэ!
– Вероятно, это я – ПэМэ, – давясь смехом, ответил Платон. – Вы – Подогникопыто, а я – ПэМэ...
– Тут ведь что получается, гражданин Омолов. Не числится в Федеральной службе гражданин Птах.
– Конечно, не числится! – уже не смеялся, а подвывал в изнеможении Платон. – Он же наверняка секретный агент! Он не может просто так числиться!
– Он там не числится по причине ухода на пенсию, – заметил лейтенант. – И, соответственно, никак не может никого курировать. Это касательно вашего племянника, поведение которого совсем не внушает мне доверия, совсем.
– Пенсия? – удивился Платон. – А я думал, что они – пожизненные воины...
– Птах, кстати, это его прозвище с того периода, когда Служба еще была Комитетом. А настоящая фамилия – Цапель. Цапель Николай Иванович.
– Цапель, в смысле – Цапель?.. – Платон едва сдержался, чтобы не захохотать в трубку.
– Платон Матвеевич, вы мне импонируете. Поэтому я все это вам докладываю. Вы неплохой человек, просто поддающийся влиянию. Поэтому вокруг вас и вертятся всякие странные личности.
– Я вам что?.. – подавился смехом Платон.
– Импонируете. Так что примите мои соболезнования, – выдала трубка.
– По поводу чего? – удивился Платон.
– Мне сказали, что ваш племянник... Старший из братьев Омоловых скончался от огнестрела.
– Ерунда, – весело заметил Платон. – Федор не умрет от пули или ножа. Вот если бы Аврора его отравила или утопила!
– Вы все-таки будьте осторожны, – строго заметил лейтенант Подогникопыто. – Ваша квартира все еще у меня на контроле.
– А вот и нет! – со злорадством ответил на это Платон. – Венька вырвал из стены сигнализацию – никакого контроля!
– Ваша квартира у меня на контроле именно из-за Омолова В.О. Как криминально опасная. Всего хорошего.
Платон вернулся в кровать, долго еще там вертелся и тихонько смеялся: – «Цапель! Умора...», пока не забылся тяжелым вязким сном, от которого не наступает ни успокоения, ни отдыха.
– Выпей кофе! – приказала Квака.
«Вот и день. Дни тоже бывают, когда спишь...» – подумал Платон, а вслух сказал:
– Я люблю сладкий.
– Три ложки сахара.
– А почему тогда такой горький?
– Цианида переборщила, – буднично заметила Квака.
– О! – застыл Платон, почти в экстазе ожидая прихода смерти.
– Это шутка, – вздохнула Квака и слегка стукнула его по подбородку, чтобы рот закрылся.
– Распишись здесь, здесь и здесь.
Белый лист бумаги у самого лица. Квака в белом платье в светлом прямоугольнике окна.
– Чего ты ждешь? – Ее озабоченное лицо вместо листа бумаги.