– Зачем ей карта? – изменившись в лице, спросил Кока.
– А дело в том, что Аврора сразу потребует конкретно указать место. И если суд закончится ее освобождением, она ринется прямо из зала искать эту самую Луну. Уверяю тебя. Это Гимнаст так думает. Помнишь Гимнаста? Садовника, вершителя судеб! – закричал Платон, уже почти не владея собой. – Ты думаешь, – зашептал он в лицо Коки, которого притянул к себе за галстук, – что живешь, как хочешь? Не-е-ет! В нужный момент он дернет за ниточку, и ты засучишь ножками, ручками...
– Платон, отпусти меня. Ты доиграешься – я разнервничаюсь и не смогу пойти на заседание. Я не понял намека с картой. Скажи честно, ты хочешь, чтобы Аврора еще посидела или чтобы она вышла сегодня хотя бы под залог? Я сделаю, как скажешь, брось галстук.
– Да нет... – Платон задумчиво осмотрел отпущенного Коку, – пусть выходит, хватит ей уже сидеть. В конце концов, кто еще поставит тебе фингал принародно?
Аврора Дропси была отпущена под залог. После короткой потасовки у дверей зала заседаний она убежала, а Кока, прижимая платок к левой скуле, подошел к Платону.
– Откуда ты знал о фингале? – спросил он.
– Гимнаст предсказал! – злорадно развел руками Платон в шутливом поклоне.
– А я самый крайний, да?
– Конечно, побеспокоился бы о ее освобождении заранее, она могла бы успеть предотвратить, нырнуть в нужное место, в конце концов!
– Платон, мне нужно тебе кое-что сказать.
– Валяй! Мне вчера вкололи большую дозу успокоительного.
– Ходят слухи, – понизил голос Кока, – что один не очень чистоплотный человек из Службы безопасности интересуется деньгами Богуслава Омолова. Наводит справки о счетах. Ворошит в архиве дела, по которым твой брат привлекался.
– Тоже мне новость! – фыркнул Платон.
– Новость заключается в том, что этот человек уже давно не у дел. Он – бывший, понимаешь? Его заявка на просмотр архивов оказалась липовой, с просроченной печатью.
– Такие – всегда на посту, – отмахнулся Платон.
– Он может преследовать личную выгоду. Знаешь, что это значит? Это значит, что скорей всего он работает один или с помощником. Максимум – с двумя.
– Почему только с двумя? – удивился Платон, считая в уме: двое под пледом в самолете, снайпер в Ялте, наверняка – не один, с помощником; кто-то, бросивший теплый «Москвич» в нужном месте...
– Если больше, придется убирать много народу в конце, понимаешь? – перешел на шепот Кока.
– Нет.
– Бывший офицер Службы безопасности уходит на пенсию и начинает вести собственное расследование по делам умершего авторитета, – медленно втолковывает Кока. – О чем это говорит, понимаешь?
– Не понимаю.
– О деньгах, Платон, о деньгах, уверяю тебя!
– Допустим, – кивнул Платон. – То есть никакого дела нет, Контора расследование не ведет, а этот бывший хочет найти что-то для себя лично. А зачем ты мне все это говоришь?
– А затем, что он обязательно выйдет на тебя, обязательно! Будь начеку.
– Начеку... – повторил Платон.
– Брось. Я знаю, что ты всегда вел финансовые дела своего брата.
Платон задержал дыхание и посмотрел на Коку таким тяжелым взглядом, от которого у адвоката задрожал подбородок.
– Я не имел с братом никаких отношений почти десять лет, – медленно продекламировал Платон.
– Извини, ну извини дурака, сунулся не в свое дело. Но я же от души, я же помочь хотел, Платон, ну извини. Какая-то стерва, которую я вытащил со скамьи подсудимых, делает мне хук правой. У меня от такого слабеет чувство такта, прости.
– Такта? А ты знаешь, что племянники не так давно попросили меня съездить в Ялту и пристрелить там одного бандита? У него кличка на тему выпечки.
– Почему – тебя?
– Чувство такта им изменило, наверное. Они были уверены, что с расстояния в сто метров я попаду этому человеку в глаз. Ничего тебе мои слова не напоминают? Сообщения в прессе, по телевидению?
– Ты что, стрелял? – упавшим голосом спросил Кока. – Это ты?
– Точно в глаз. А знаешь, как я лечусь от депрессии?
– Не-е-ет...
– Еду в Репино, заваливаю быка из колхозного стада и надрезаю ему вену на бедре...
– Платоша, я не хотел...
– Пью теплую кровь, милый мой Кока. Пью, пока не полегчает. Спроси у Гимнаста. Он в курсе.
– Платон, я все понял! – Кока схватил уходящего Платона за рукав пиджака. – Клянусь, я все понял!
– Конечно, ты все понял. А если все-таки чего-то недопонял, я могу тебе рассказать, что я делал недавно на крыше ночного клуба. В полночь.
– Не надо, Платон! Я не хочу ничего знать!
– Точно? Зря, – покачал головой Платон, поправляя освобожденный рукав. – Это – самое интересное.
Злой до синих пятен перед глазами, Платон из машины позвонил Илисе.
– Аврора на свободе.
– Она знает, где это случилось?
– Адвокат показал ей карту. Никого не нашли?
– Никого.
– Я сейчас поеду в одно место...
– Платон Матвеевич, – перебила Квака, – назови адрес и приезжай домой. Я все найду, пока ты будешь ехать.
– Разъезжая, шесть. До перестроечных переделок там располагался один из отделов КГБ.
– Будет сделано.
Через тридцать пять минут удивленный до вытаращенных глаз Платон просматривал листы распечаток.
– Ты хочешь сказать, что можно залезть в Интернет и найти все? Номера отделов, классификацию и даже темы последних разработок?
– Имея хорошего хакера.
– Но это же закрытая информация, разве, проникая в эти файлы, ты не нарушаешь закон?
– Не я. Хороший хакер.
– Ну ладно... Это – конец восьмидесятых, а что теперь на Разъезжей, шесть?
– Пожалуйста, – Илиса протянула еще один лист.
Платон Матвеевич прочитал, что в данное время по этому адресу располагается одно из отделений службы МВД – отдел по розыску пропавших, а также отдел по охране реликвий Великой Отечественной войны.
– Ясно, где теперь работает Цапель, – заметила Квака.
– Где? – не может прийти в себя Платон.
– Ну не в отделе же по охране реликвий войны!
– И что... Что теперь с этим делать?
– Выводы, – невозмутимо заметила Илиса. – Ты – первый.
– Получается, что Птах вызвал меня на Разъезжую, посадил перед компьютером и изображал хорошо осведомленного человека из Конторы, чтобы... чтобы...
– Что было на экране? – спросила Илиса.