Пугалочку сжег отчим, как идола пещеры.
Я уколола хозяйку персидской шали три раза. Капельки крови оставили крошечные следы на кружке туалетной бумаги, которую я после штопки осторожно выщипала иголкой.
– Пусть его укусит змея! – после третьего укола женщина не дернулась, а только скривилась. – Три раза!
– Ш-ш-ш…
Кончики волосков хорошо бы закрепить капельками прозрачного клея из пчелиного воска. Стирка, похоже, в этой жизни шали не грозит… Но я даже не решилась предложить такое хозяйке, чтобы не выслушивать всех трагических последствий подобного вмешательства посторонней органики в шаль ее судьбы. Поэтому я отвела оставшиеся после штопки кончики волосков мелкими стежками вдаль, в стороны от дырочки, потревожив, вероятно, таким образом установившееся прошлое и ожидаемое будущее, и рыжие стежки уходили по синему изношенному шелку в стороны от штопки едва заметным пунктиром моей нечаянной изобретательности.
– Потрясающе, – недоверчиво покачала головой женщина, тронув пальцем яркое плетеное солнышко из ее волос.
– Это называется пугалочка. Больше курильщик вас не обидит.
– Благодарю, – женщина встала и поклонилась, серьезно и церемонно.
– Не за что, – кусаю я губы, чтобы не допустить и намека на улыбку. – Пугалочке можно жаловаться на обидчиков, еще она прогоняет плохие сны.
– Плохих снов не бывает, – удивилась женщина и засомневалась в моем могуществе. – Сны бывают предупреждающие и объясняющие.
– Да, конечно…
– Я хочу заплатить, это очень тонкая работа.
– Ну что вы, – переполошилась я, – это вам спасибо, вы мне о маме напомнили, и вообще…
Хотела добавить, что уже неделю подыхаю от скуки и тоски, но тут внедрилась Чучуня и подала женщине прейскурант.
– Я ничего не понимаю, – посетительница дернула плечиком, – это очень долго читать, сорок восемь пунктов! Скажите лучше сами, сколько я должна.
– Так, минуточку… Это у нас получается «услуга, оказанная по личному желанию кого-либо из персонала в особых случаях». Вот же, в самом конце.
– Чучуня, послушай, эта моя услуга…
– Не перебивай старших! – строго уставилась Чучуня поверх позолоченной оправы очков. – Поскольку штопка была произведена в помещении прачечной и при помощи производственного инструмента, – она показала на иголку, – это должно быть оформлено как оплачиваемая услуга!
– Послушайте, я устала от вас. У вас жуткая энергетика, просто жуткая! – схватилась женщина за виски и закрыла глаза. – Этого хватит? – она вынула из сумочки зеленую пятидесятку и положила на стол.
И я, и Чучуня уставились на бумажку, вероятно, с одинаковым изумлением, которое женщина поняла по-своему. Она тут же достала еще одну, такую же.
– Все, я больше не могу здесь находиться! Вы меня вампирите! Извините, если не секрет, сколько вам лет? – поднялась женщина, отошла подальше и, пока натягивала перчатки, осмотрела Чучуню всю.
– Шестьдесят два! – гордо, с вызовом объявила Чучуня.
– Силы небесные, вы умом ребенок, а по судьбе вся в крови! Вся! Как будто вам не меньше ста десяти лет!
– Почему именно ста десяти? – опешила Чучуня.
– Потому что, только если бы вам было около ста десяти, вы смогли бы пробежаться галопом по всем войнам двадцатого столетия и так перепачкаться чужой кровью. Прощайте.
Проходя мимо Колобка, она рукой в перчатке ласково потрепала его по щеке:
– Не волнуйся. Свои следы я заберу с собой!
Дождавшись звука захлопывающейся двери, я без сил опустилась в кресло, Колобок присел, разглядывая пол, и тут же встал, довольно улыбаясь, – ничего! А Чучуня трижды повернулась вокруг себя и раз двадцать сплюнула через левое плечо, приговаривая: «Уйди, ведьма, уйди, черт, где ваш нечет, там мой чет!»
– Не бойся, – похлопала она меня после этого по плечу, – ненормальные приходят часто, агрессивных пока не попадалось, а вот ведьма – в первый раз!
В понедельник следователю Лотарову с самого утра по телефону сообщили, что в озере в Сюсюках всплыл труп, по описанию похожий на труп Гадамера Шеллинга, что туда уже отправлена бригада, что вдове позвонили, предложили к вечеру явиться в морг специзолятора для опознания, но она пожелала опознать своего мужа непосредственно в месте обнаружения тела и уже выехала в Сюсюки.
– И что? – Лотаров разгребал папки на своем столе и сортировал результаты экспертиз.
– Да неудобно получилось, – гундосил в трубку незнакомый Лотарову сержант. – Она приедет, а там два тела.
– Почему – два?
– Так сообщили только что по связи, пока наши ребята ехали, опять позвонил тамошний лесник, сказал, что еще всплыло…
– Что всплыло?!
– Так я же вам говорю, гражданин следователь, еще одно тело всплыло, может, вам это интересно?
– Нет, – категорично заявил Лотаров. – Мне это совсем не интересно. Вот если третье всплывет, четвертое, пятое!.. Тогда – конечно, тогда я немедленно отправлюсь в Сюсюки! А пока у меня есть дела поважней. Послушайте, это озеро, оно что, не замерзло?
– Никак нет. Тепло же, гражданин следователь. Плюс три.
В половине одиннадцатого кое-как разобравшийся с бумагами Лотаров поставил чайник и как раз сосредоточенно сопел, открывая новую пачку чая, когда зазвонил телефон.
Виноватым голосом все тот же сержант сообщил, что третье мертвое тело в сюсюковском озере нашарили багром местные жители, а четвертое подняли со дна прибывшие после этого на вертолете подводники.
– Это что – шутка? – зловеще поинтересовался Лотаров.
– Никак нет, гражданин следователь, я так думаю, что если вам сейчас выехать, то как раз к приезду будут еще утопленные, как вы и хотели. А нам тут с управления в Твери звонят, звонят, все просят вам передать, я передал, что вы выехаете только после пятого, так они сказали, уже можно ехать, пока доедете, говорят…
Лотаров бросил трубку.
Он был слишком взволнован, чтобы вести машину, до Бологого доехал на скором поезде, а там его уже ждали местные представители органов.
Всю дорогу он молчал, насупившись. Лотаров любил устраивать неординарные розыгрыши, приколы и всякие неожиданные, но вполне безобидные мерзости. Сейчас он чувствовал себя раздосадованным. Кто-то посмел накидать в озеро, где должен был всплыть один-единственный кореец, кучу неожиданных трупов, и назвать это розыгрышем у него не поворачивался язык, но почему-то все время всплывали перед глазами хитрющие глаза девочки Алисы, несколько смешных веснушек на ее маленьком остром носе, и Лотаров тогда со стоном таращился в окно, чтобы отвлечься.
Приехали. Уже вечерело. Подводники вышли из воды и сообщили, что на сегодня – все.
– Один, два, три… четыре, пять, шесть… Нет, надо еще раз посчитать, с конца – шесть, пять… Нет, неправильно, один, два, три… ик!