– В основном, – уточнил Гамлет, – должна лечь ты.
– Допустим. – Я мотнула головой, не в силах придумать, как избавиться от этой гадости на брачном ложе. – А потом? Что потом? Куда ты ее денешь?
– Она должна провисеть не менее трех суток в людном месте, а потом ее можно убрать на хранение.
– В каком еще людном месте?! Да если моя мама узнает, что я лежала на таком!.. На такой грязной тряпке, она не отстанет, пока мы оба не сдадим анализы.
– Твоя мама?.. Ты думаешь, она будет регулировать мои взаимоотношения с собственной женой и историческими регалиями после ожерелья, которое ей должны доставить через неделю из Англии? Ну, знаешь!.. И вообще – ты все говоришь маме?
– Сам только что сказал – на всеобщее обозрение! – разозлилась я, потому что совсем запуталась.
– Я имел в виду, что повешу герб у себя в кабинете, на ковре, между мечом Годфрида Длинного и металлической перчаткой Колгана.
– А кто же тогда будет знать, что именно там висит?! – перебила я.
– Все мои друзья и знакомые мужского пола. Что ты так разнервничалась? Давай выпьем и расслабимся наконец.
– Молодоженам пить нельзя! – вспомнила я застольные пожелания родни со стороны жениха и намеки моего папочки.
– Это если они собираются зачать ребенка. А ты подписала брачный договор – сама настояла! – и теперь не должна…
– Тогда – шампанское.
Бутылка открылась с праздничным хлопком и вырвавшейся пеной. Я выпила два бокала и созналась, что трушу ужасно.
– Я тоже, – улыбнулся Гамлет.
– А что ты сделаешь, если крови не будет? Я знаю, мне Марго говорила, что так тоже бывает при повышенной эластичности.
– Неужели? – хитро подмигнул он и поцеловал меня долгим откровенным поцелуем. – Придумаем что-нибудь… – шептал он в самые губы, расстегивая кружевной лиф. – Кошку можно зарезать…
После слов о кошке мы больше почти не разговаривали. Делали все молча, с упорством одержимых. До сих пор я вспоминаю эту ночь с улыбкой. Вот мы чинно улеглись на кровать в классической позе, но мне больно – я протестую. Мы встаем, ходим по комнате, пристраиваясь то у стола (Гамлет в последний момент тащит с кровати свой герб и бросает его на пол между ног), то в кресле: он – сзади, вековое сокровище разложено у моих колен. Гамлет предложил лечь на ковер, чтобы я была сверху и сама регулировала проникновение. Он уверял меня, что это самая безболезненная поза для девственницы, я сердилась – откуда ему-то знать?! – ничего не получилось. Потом мы долго топтались на ковре лицом друг к другу, превратив герб в скомканную тряпку, и Гамлет бросился заботливо расправлять его на полу и разглаживать придавленными книгами. Потом я стала его щекотать и гладить, и неожиданно это кончилось самым настоящим сексуальным бешенством у обоих, и уже когда я почувствовала его между ног, Гамлет опомнился и бросился раскидывать книги, притащив свою реликвию в зубах. Я рассвирепела и стала бегать за ним, чтобы выбросить эту погань в окно или за дверь, где затаились самые любопытные из гостей извращенцы – мы слышали их подбадривающие вскрики в моменты нашей беготни и визгов. Я даже отняла герб, потому что решительно применила силу, а Гамлет ужасно боялся его порвать и выпустил из рук. В пылу борьбы мы как-то оказались на кровати, и все случилось быстро, слишком быстро, и я не успела заметить, когда муж подсунул под мои ягодицы скомканный герб клана Тейманов.
Опомнившись, первым делом я столкнула ногой герб на пол и обнаружила, что простыня тоже испачкана. Красное – на белом…
После истерики Тили сама отвела меня в комнату с огромной кроватью и ночником с наброшенным на абажур шелковым платком, отчего все стены окрасились в оранжево-синие полосы, а в большой клетке на полу спал черный ворон, опустив голову и опираясь на расставленные крылья. Я вглядывалась в лицо Тили и замечала приливы боли, которые она пережидала, отстраняясь глазами и глубоко дыша.
– Иди, рожай! – не выдержала я ее заботы.
– Ты никуда не побежишь?
– Нет! Только птицу забери.
– Ворон останется здесь. Он не подпустит никого чужого.
– Да он же спит!
– Нет. Он сторожит. Если появится кто чужой, он закричит и набросится на него.
Тут я заметила, что клетка открыта.
– Агелене страшно, – сказала я.
– Я знаю, – кивнула Тили. – Я тоже боюсь, но бояться глупо. Самый лучший акушер рядом. Правда, он пьян и не отличит меня от овцы. Но в этом есть и хорошая сторона – животных Кубрик любит и ценит больше людей. Ты все еще боишься?
Я крепко зажмурилась и промолчала.
– Пойдем, я тебе что-то покажу.
Она берет меня за руку и ведет через коридор в угловую комнату.
– Что это?.. – Сколько ни вглядываюсь в странную конструкцию, подвешенную к потолку на четырех блестящих канатах, понять не могу.
Это странная полусфера, словно сотканная из пучков вычесанной шерсти, мягкой и белой. Она качнулась от моего прикосновения; я опустила ладонь внутрь, и пальцам стало тепло и нежно. Как в…
– Хорошая колыбель для моей дочурки? Что ты так смотришь? Это шерсть пуховой козы, а ты что подумала?..
Я ушла в комнату с клеткой и забралась на кровать. Страшно. Волк обманул Красную Шапочку – прибежал к бабушке первый и притворился, что он – внучка. А дверь открыть не смог. Тяжелые ворота в доме моей бабушки, везде – крепкие замки, а ключи Тили носит на поясе… А бабушка хороша! – разлеглась на кровати в ожидании пирожков и селедочного масла!.. Но дверь, как оказалось, открывалась элементарно: «Потяни за веревочку!..» Страшно… Какие-то шаги по дому и странный шорох. А, это птица отряхнулась. И птица страшная. А если лечь под кровать? Приходит волк, а на кровати – никого! Я замоталась в стеганое одеяло и заползла под кровать. Ворон приоткрыл веко и следил за мной одним глазом. Чтобы не видеть этот блестящий черный глаз, я закуталась с головой и совершенно спокойная заснула.
Я проснулась от странных звуков. Кто-то негромко постукивал по полу. За окном было светло. Я забралась на кровать и опять заснула. Проснувшись второй раз, я обнаружила, что рядом со мной спит Агелена, а по полу ходит большой ворон, припадая на одно крыло.
– Чего ты?.. – спросила Агелена, не открывая глаз.
– Птица стучит когтями по полу.
– А-а-а… Пусть стучит.
– А почему его клетка на полу?
– Он подранок. Крыло подбито. – Агелена говорила еле слышно, не открывая глаз. – Ребеночек родился, – зевнула она и потянулась.
– Ты видела, как он родился?.. – Я резко села.
– Нет, я увидела уже, когда Кубрик пуповину перерезал и дал мне его вымыть.
– Кого?..
– Ребеночка. Он был весь в крови. Это девочка. Хорошенька-я-а-а..
– А Тили?