– Ладно, – сказала Тили, – давайте я вас обрадую. Видите эту девчонку? – Она кивнула на маленький сверток рядом с нею, в черном руне волос. – Это вам обеим подарок. На всю жизнь. Она ваша.
– Она наша тетя, – уточнила Агелена.
– Пока будет расти, придется ей побыть вашей дочкой. Я скоро умру. Поставлю ее на ноги и умру. А вы должны мне пообещать, что вырастите ее и не дадите меня забыть.
– Ну вот, все испортила, как всегда, – заныла Агелена, сползая с кровати. – Почему взрослые думают, что разговоры о смерти сближают?
– Они дисциплинируют, – погрозила ей пальцем Тили.
– А ты когда умрешь? – прищурилась Агелена.
– Года через три, – пожала плечами Тили.
– Три года – это же целая вечность! – воскликнула я. – А ты будешь болеть, лежать в постели, пить лекарства и портить всем настроение?
– Нет. Ни в коем случае. Я буду очень занята все это время. Буду дочку растить и воспитывать.
– Так у нас еще целых три года веселья и радости, – уныло констатировала я. – Неужели в этом доме нет телефона?! Тогда я побегу на станцию и оттуда позвоню маме! Я скажу, что у меня появилась и тетя, и жених, и молодая прекрасная бабушка, и сестра!
– Про жениха говорить необязательно, – посоветовала Агелена. – И ходить тебе по лесу в ближайшее время, пожалуй, не стоит. Ты какая-то экстремальная у нас, мало ли куда еще заглянешь…
– Ты забыла про дядю, – сказала Тили.
– Какого… дядю?
– Микарий – брат твоего папы. Значит – твой дядя.
– И мой, – понурилась Агелена. – Бывают же такие несправедливости в жизни!
– И он не приехал на свадьбу! Разве это справедливо?! – возмущалась Авоська. – Он же близкий родственник все-таки, я его ждала как дура!
– Который час?.. – Я с трудом вытащила голову из-под покрывала и двух подушек.
– Восемь уже.
– Утра?..
– Конечно, утра! Поздравляю!
– Спасибо.
– Поздравляю – ты брошена в одиночестве в первое же утро супружеской жизни!
Я приподнимаю покрывало и обнаруживаю себя – голой и простыню – испачканной.
– Я принесла тебе зеленый чай, желтую розу, красное яблоко, оранжевый апельсин, белое яйцо и черный хлеб.
– Брось мне яблоко. Кого это ты ждала как дура?
– Дядю Макара, кого же еще!
– Прости, это, наверное, я виновата… Я не вписала его в список обязательных приглашенных, и Гамлет…
– Я лично дала ему телеграмму! Он не приехал. Это несправедливо.
– Авоська, я не хочу, чтобы Макар и Гамлет встречались, – заявляю я и потом еще киваю головой раз двадцать, чтобы Авоська убедилась, что это – серьезно. – Более того. Макар – единственный человек, о котором почти ничего не знает мой супруг. Ты поняла? Кубрик умер. Макар – единственный.
– А я? – вскинулась Агелена. – Я тоже все знаю!
– Ты ничего не знаешь. Ты не знаешь точного места.
– Подумаешь, место!.. – Она садится ко мне на кровать и, покачавшись, корчит уважительную гримасу. – Водный матрац?..
– Ткни ножницами, если хочешь быть совсем уверена.
– Ну вот почему ты злишься? Что я такого сказала?
– Ты слишком много болтаешь. И чуть не заманила на свадьбу Макара! А если бы Гамлет его узнал?
– Знаешь, что это за устройство у тебя на потолке над кроватью?
Мы задираем головы и смотрим вверх.
– Наверное, пожарная сигнализация.
– А если это камера? Если твой муж записал свою первую брачную ночь на пленку? А если он вообще все записывает? И кто тогда тут слишком много болтает?!
От ужаса моя кожа покрылась пупырышками.
Я выскакиваю из кровати и несусь в ванную. Агелена срывается за мной. В ванной она останавливает мою руку над краном и заявляет:
– Весьма распространенная ошибка! Ты начиталась в детективах, что в ванной комнате под шум воды не будет слышно разговоров? Ерунда! Если понадобится, твой Гамлет пригласит читающего по губам!
– Что же делать?.. – Я кутаюсь в большое полотенце.
– Туалет – вот выход из положения. В туалете ставят записывающие устройства только некоторые пациенты моей мамы. Во-первых, туда никто не ходит парами и, соответственно, там нечего подслушивать. А во-вторых, там слишком мало места, чтобы устроиться удобно. Но не нам!
– Не нам?.. – уже ничего не понимаю я.
– Конечно! Мы устроимся с комфортом везде!
Агелена села на крышку унитаза. Я – к ней на колени. И только отдышавшись и кое-как успокоившись, я спросила:
– Зачем мы сюда залезли? Мы уже все выболтали в спальне!
– Как это – все?! – возмутилась Авоська. – А подробности брачной ночи?
В это время ручка на двери повернулась.
– Занято! – крикнула Авоська так отчаянно и громко, что я чуть не свалилась.
– Пардон!
Мы узнали голос Ёрика.
– И нечего шарить в супружеской спальне! – Моя сестричка, похоже, решила заняться воспитанием хороших манер у Ёрика.
– А чего мне тут шарить? – Его голос то отдалялся, то приближался. – Где молодая жена, вот вопрос!
– С проверкой пришли, Еремей Срулевич? – не унималась Авоська, и мне пришлось зажать ей рот ладонью.
– И проверять нечего. Результаты, так сказать, выставлены на всеобщее обозрение… Так где же молодая жена? А, тут? И тут нет…
Авоська глазами спросила, что он имеет в виду. Я показала ей пальцем молчать.
– Она пошла мужа искать! – исхитрилась крикнуть Агелена, отодрав мою ладонь.
Шаги затихли.
– Что значит – на всеобщее обозрение?
– Ты хотела подробностей? Меня лишили девственности на грязной тряпке, которую не стирали лет триста! Муж обещал вывесить ее в кабинете.
– Зачем?..
– Чтобы показать всем своим знакомым и родственникам по мужской линии, что герб рода Тейманов опять украшен кровью девственницы!
– Полный улет!.. – прошептала Авоська. – Мне ни за что в школе не поверят!..
Мы не видели, как Ёрик шел на цыпочках через комнату. Он только что отлепил свое ухо от двери туалета.
В туфлях из мягкой кожи он легко пробежал по коридору, прикрыл за собой дверь кабинета и ехидно заметил:
– Ну и детский сад ты у себя развел! Только подумай – сидят, запершись в туалете! Вдвоем!
Кроме Гамлета, в кабинете было еще двое. Осанистый старик с короткой седой стрижкой и морщинами, застывшими в угрюмой маске. Обращались к нему не по имени-отчеству, а просто – Генерал. И уже знакомый мне охранник, которого они называли Прикус.