— Думаешь, я сказала?
— Мне все равно. Лучше скажи, как у тебя дела?
Я протянул руку и осторожно убрал прядь волос, закрывавшую правый глаз Деборы. Она качнула головой и отвернулась. У Деборы были чудесные волосы, которыми она старательно прикрывала свое невзрачное лицо, делавшееся от этого еще более некрасивым. Дебора ненавидела свой нос, считая его похожим на картошину и одновременно слишком маленьким. Нос получил оригинальное, но, по моему мнению, незаслуженно обидное прозвище «недоношенный пудинг». Ее темные выразительные глаза можно было бы назвать красивыми, если бы они не косили так сильно. Кривые зубы Деборы напоминали мелкие зернышки на конце кукурузного початка.
— Ты что-нибудь знаешь об обезьянах? — спросила Дебора, глядя куда-то в сторону.
— Не так много, как хотелось бы [23] .
— Как ты считаешь, их можно держать дома? Я вот подумываю, не завести ли мне беличью обезьяну. Знаешь, такой маленький смешной засранец, которого можно посадить на плечо и всюду носить с собой. Ты что-нибудь знаешь о беличьих обезьянах?
— Слышал только, что они часто убивают своих хозяев.
Дебора улыбнулась, показав мне свои кривые зубы.
— Док, ты мне нравишься, несмотря на все твои проделки. — В голосе Деборы слышался обычный оттенок скрытого лицемерия. Как и у большинства людей, научившихся свободно говорить на иностранном языке, но сохранивших при этом едва уловимый акцент, все фразы, которые она произносила, звучали слегка фальшиво. — И я хочу, чтобы ты это знал. Все считают тебя подлецом и сволочью — все, только не я. То есть я тоже так считаю, но ты мне все равно нравишься.
— Благодарю, — я улыбнулся и изящно шаркнул ногой. — Дебби, мне еще не приходилось встречать человека, который бы так плохо разбирался в людях.
— Да, что правда, то правда. — На мгновение взгляд Деборы затуманился. Ее последний муж, наполовину кореец, по имени Элвин Блюментоп, за которым она была замужем в течение целого года, дантист по профессии и игрок по призванию, наделал долгов, был жестоко избит кредиторами, а два дня спустя его арестовали по обвинению в неуплате налогов, судили и отправили в федеральную тюрьму Мэрион. Тот факт, что Дебора влюбилась в него и вышла замуж, почти наверняка гарантировал дантисту столь печальный финал. — Спасибо, Док, большое спасибо, что напомнил.
Она уронила на землю недокуренную сигарету, просто разжала пальцы и отпустила, словно устала ее держать. Внешне Дебора выглядела гораздо более жестким и уверенным в себе человеком, чем Эмили, и я постоянно забывал, — вернее, меня все время сбивал с толку этот нарочито беззаботный тон и немного чокнутый вид моей золовки, — что на самом деле ее очень легко обидеть. Я наступил на окурок и растер его подошвой.
— Ах, какой джентльмен, — фыркнула Дебора. — Итак, она не пустила тебя в ванную.
— Да, и не захотела со мной разговаривать.
— Она что же, вообще ничего тебе не сказала?
— Ничего. Правда, я постоял под дверью всего минут двадцать.
— А потом пошел сюда, чтобы пописать?
— Ага. — Я направился к ближайшему дереву, у которого, как мне показалось, был достаточно больной вид. — Не возражаешь?
— А ты покажешь мне свою сосиску?
— А то. — Я спрятался за стволом дерева и расстегнул брюки. — У тебя есть карандаш?
— Нет. Зачем тебе карандаш?
— Хочу пририсовать моей сосиске симпатичные глазки и ротик — специально для тебя.
— Разве у червяков бывают симпатичные лица?
— Ну вот, теперь ты меня обижаешь.
— Док, — Дебора кашлянула, — сколько раз ты был женат?
— Три.
— Я тоже три раза выходила замуж.
— Угу. Счет равный.
— Могу поклясться, двух предыдущих ты тоже обманывал.
— Ну, вроде того.
— И после этого ты будешь говорить, что я плохо разбираюсь в людях?!
— Ха! — Покончив со своими делами, я застегнул брюки и вышел на дорогу. — Итак, Дебби, ты ушла из дома, чтобы прогуляться со своей беличьей обезьяной, а чем еще ты тут занималась? Изображала бегство из Египта?
— Так просто, бродила… ну, заодно проверяла, нет ли чего интересного под засохшим коровьим дерьмом.
— Искала грибы? — Она кивнула. — Нашла что-нибудь? — Снова кивок. — И? Ты их съела?! — Она взглянула на меня исподлобья, в лучах заходящего солнца казалось, что ее глаза с расширенными зрачками светятся безумным блеском, лицо оставалось неподвижным и бесстрастным. — О, господи, Дебби, ты с ума сошла!
Она ущипнула меня за локоть и расплылась в улыбке:
— Что, испугался? Признавайся, здорово я тебя напугала? — Она запустила руку в карман и вытащила горсть серых сморщенных грибов. — Собрала на всякий случай, вдруг наш праздник затянется и станет совсем невмоготу. — Она ссыпала грибы обратно в карман и, пошарив в другом кармане, достала пачку сигарет. Дебора курила отвратительные корейские сигареты без фильтра под названием «Чен мей чонг», которые стоили ей в два раза дороже, чем пачка любых приличных американских сигарет; едкий дым напоминал запах паленой шерсти африканского бородавочника.
— Как только я увидела Эмили, — Дебора закурила и уставилась на пламя спички своими дико косящими глазами, — мне сразу стало ясно, что она приехала с какими-то очень важными новостями. Ну, ты знаешь, когда Эмили взволнована, у нее все лицо собирается в комок и под носом появляются такие мелкие морщинки.
— Угу.
— Я даже подумала, уж не собирается ли она сказать, что беременна.
— Забавно. — Я кашлянул — почему-то у меня вдруг ни с того ни сего пропал голос.
— Что забавно?
— Ничего.
— Нет уж, продолжай, раз начал.
Я не особенно доверял Деборе, и у меня не было никаких оснований считать, что она относится ко мне с большим доверием. Оставаясь наедине, мы оба чувствовали себя скованно и, чтобы скрыть неловкость, постоянно обменивались колкостями и называли друг друга разными забавными прозвищами; разговаривая, мы обычно переминались с ноги на ногу и курили, внимательно наблюдая за кольцами дыма, выплывающими изо рта собеседника. Отчасти это была напряженность, возникающая при общении людей, которые относятся друг к другу с некоторой долей подозрительности, но главным образом причина заключалась в том, что каждый из нас знал самые интимные секреты другого и мы оба понимали, что знаем их, хотя никогда не делились своими тайнами. Другими словами, я был мужем ее сестры, а она — моей золовкой.
— Женщина, о которой идет речь, — начал я после небольшой паузы, — та женщина, о которой ты ничего не говорила Эмили…
Дебора вытянула губы трубочкой и выдохнула длинную сероватую струйку дыма, направив ее в сторону Питсбурга.