— Джеймс, пойдем со мной. — Я распахнул скрипучую дверь подвала и начал карабкаться по лестнице, наклоняя голову, чтобы паутина не лезла в глаза. Прежде чем я успел выбраться наружу, стоявший внизу Джеймс подергал меня за брючину.
— Грэди, — позвал он, — Грэди, смотри. — Я дал задний ход и, пятясь, спустился обратно в подвал. Он потянул меня за рукав и показал на низкую покосившуюся конструкцию из шершавых досок, обтянутых мелкой проволочной сеткой. Она занимала весь правый угол подвала и распространяла отвратительный запах давно не чищенного мусорного ведра. — Змея, — прошептал Джеймс.
Внутри этого импровизированного детского манежа лежала длинная толстая ветвь засохшего вяза, покрытая чешуйчатым узором, напоминавшим оплетку электрического провода. Это был мистер Гроссман — девятифутовый удав, который, к огромному сожалению всех членов семьи Воршоу, проживал с ними под одной крышей в течение двенадцати лет. Фил выиграл его на ярмарке, когда учился в последнем классе школы. Следующей осенью он ушел служить в армию, оставив удава на попечение родителей. Уже тогда мистер Гроссман был немолодым удавом, ветеринары предсказали ему скорую смерть, в радостном предвкушении которой Айрин Воршоу и провела последние годы, поскольку Фил Воршоу, обещавший забрать удава, каждый раз забывал о своем питомце и уезжал без него. Таким образом, мистер Гроссман до сих пор спокойно жил в своем загоне, регулярно убегая из него с помощью разных ухищрений, свойственных его змеиной натуре, терроризировал цыплят Айрин и оставлял кучки невероятно вонючего помета, раскладывая их по всему дому в каком-то одному ему понятном художественном беспорядке.
Я похлопал Джеймса по плечу:
— Верно, малыш, это змея.
Джеймс присел на корточки возле загона, просунул палец сквозь проволочную сетку и почмокал губами, послав мистеру Гроссману воздушный поцелуй. Змей едва заметно шевельнул головой.
— Мне кажется, я ему очень нравлюсь, — сказал Джеймс.
— О, да, очень, — согласился я, пытаясь припомнить, приходилось ли мне когда-нибудь прежде видеть, чтобы Гроссман подавал столь явные признаки жизни. — Точно, он в восторге от тебя.
Мы с Джеймсом выбрались из подвала, стряхнули с бровей и губ прилипшие нитки паутины и, обойдя дом, направились к моей машине. Вечерело. В небе над Огайо тянулся длинный шлейф перистых облаков, подкрашенных последними лучами заходящего солнца в розовато-фиолетовые тона. Воздух был влажным, покрытая росой трава мягко поскрипывала под нашими ногами. Пахло навозом и жареным луком, который в этот праздничный вечер полагалось готовить на курином жире. Из сарая донеслось низкое протяжное мычание — корова жаловалась на горькую жизнь. Когда мы подходили к машине, Джеймс, к моему величайшему изумлению, вдруг издал разбойничий вопль и, промчавшись скачками оставшиеся футов десять, ухватился обеими руками за верхнюю кромку двери, сделав вид, что собирается перемахнуть через борт и плюхнуться на переднее сиденье. Мне казалось, что его рост вполне позволял совершить лихой прыжок, и траектория полета, на мой взгляд, была выбрана верно, но в последний момент он остановился и, подпрыгнув на месте, прочно приземлился обеими ногами на траву. Джеймс обернулся, его лицо было очень серьезным.
— Я отлично провожу время, профессор Трипп.
— Рад за тебя. — Я немного оттеснил его и наклонился, чтобы открыть крышку бардачка. Достав заветный пакетик и папиросную бумагу, я разложил принадлежности для свертывания косячка на изуродованном капоте моего несчастного «гэлекси» и взялся за дело.
— Они симпатичные люди, — сказал Джеймс. — А этот Фил — классный парень.
Я улыбнулся.
— Классный.
— Правда, немного туповатый.
— Есть немного. Но все равно классный.
— Именно такого брата мне всегда хотелось иметь, — тоскливо-мечтательным голосом проговорил Джеймс.
— Если ты выберешь верную тактику, то, вполне возможно, он станет твоим братом. На их территории все еще действует принцип открытых границ.
— Послушай, Грэди, у тебя ведь нет твоей собственной семьи, ну, как у всех обычных людей?
— Нет, как у обычных людей, нет. В родном городе осталась пара тетушек, которых я никогда не навещаю. — Я туго натянул концы бумаги, расправил ее и прижал двумя пальцами. — А еще есть семейство Вандер, черт бы их побрал.
— Семейство Вандер?
— Три брата, герои моей книги. Они стали чем-то вроде моих собственных братьев. — Я потянул носом и порывисто всхлипнул. — Вот и вся моя семья.
— Эй, Грэди, знаешь, а ведь у меня та же самая история! — Он вскинул руку, шлепнул себя по лбу и трагически покачал головой. — О, бедные мы, бедные сиротки! — запричитал Джеймс.
Я расхохотался:
— Малыш, да ты пьян.
— Как же тебе повезло! — Он окинул дом долгим взглядом.
— Ты так считаешь? — Я провел языком по клейкой полоске на кромке бумаги, у нее был приятный сладковатый вкус.
Наши взгляды встретились, и я с удивлением увидел в его глазах нечто похожее на жалость.
— Грэди, ты помнишь, что тот парень, писатель, говорил о двойнике? — спросил Джеймс, глядя на отпечаток задницы на капоте моей машины. — Что он вроде бы постоянно вмешивается в его жизнь и устраивает дикий хаос, чтобы писателю было о чем писать. Думаешь, все это чепуха?
— Нет, — сказал я, — боюсь, что нет.
— Я тоже, — он тяжело вздохнул.
— Грэ-эди! Дже-эймс! — раздался голос Айрин. Она стояла на крыльце и махала нам рукой. — Пора начинать!
— Идем! — крикнул Джеймс. — Насколько я понимаю, Фила ждать бесполезно.
— Бесполезно. — Я ухмыльнулся. — Видишь ли, становясь таким старым, солидным и к тому же женатым человеком, как он, ты уже не можешь шалить, когда вздумается, и тебе трудно улизнуть из дома, чтобы выкурить с друзьями косячок.
— Словом, когда ты становишься мужем…
— Верно, мужем… — Я зажег сигарету и сделал первую длинную затяжку, вдохнув легкий, пахнущий сосновой смолой дым. Затем протянул сигарету Джеймсу: — Держи.
— Я тоже должен затянуться?
— Давай, не трусь.
— Ладно. — Джеймс взмахнул зажатой между пальцами сигаретой, словно это был бокал с вином, и провозгласил тост: — За братьев Вандеров! — Он решительно поднес сигарету к губам, глубоко затянулся и тут же закашлялся, скрывшись в клубах дыма. — Я не уверен, что эта штука мне нравится, — сказал он сквозь слезы.
— Почему?
— Потому что мне начинает казаться, что все происходящее уже произошло пять минут назад.
— Так и есть.
Джеймс сделал еще одну маленькую затяжку и задержал дыхание, позволив дыму заполнить его легкие. Он снова окинул взглядом косоглазый дом Ирвина Воршоу, посмотрел на длинный побег жимолости, небрежно свисающий с козырька над парадным крыльцом, и на силуэты людей, мелькающие за ярко освещенными окнами.