– Ну-у-у… – мычит Ева, не в силах открыть глаза.
– Помнишь почему?
– Не-е-ет…
– Потому что ко мне в постель прибегал маленький Кеша. Ты еще насмехалась надо мной, говорила что-то о насильной зависимости. Вот теперь ты наказана! – Далила защищает руками грудь от прыгающих близнецов.
– Но к тебе же не забиралась в постель большая ехидная тетя?!
– По электронной почте каждые пятнадцать минут идут сообщения.
– Сейчас встаю. Еще пять минут.
– А у нас теперь живет Маша, – сообщает Сережа, – она грустная.
– Она голая, – уточняет Далила.
– Таласса чу! – трясет Еву за плечо Ива.
– Что это такое – талласа? – Ева обнимает девочку, Ива отбивается и начинает хныкать:
– Таласса чу!
– Чего она хочет?
– Я не знаю, – Далила встает, – кто думает, что я хорошая, добрая, умная, тот идет со мной на кухню завтракать.
Ева добралась до кухни, когда услышала запах кофе. Она нащупала стул, села, не открывая глаз.
– Ты еще и красавица, – сказала она, зевая.
– Не подлизывайся, я и так сварю тебе кофе.
Маленькая Ива отказалась есть хлопья с молоком, она капризничает, Ева взяла ее на руки и потрогала лоб.
– Да она же горит! – мгновенно проснувшись, Ева испуганно посмотрела на Далилу.
– Навалялись в снегу, да? Навстречали зиму! Только без паники! Что ты так испугалась? Простуды не видела у ребенка?
– Нет! Не видела.
– Таласса чу! – отталкивается Ива, слезая с колен.
В коридоре показались Илия и девочка в его рубашке. Рубашка слегка прикрывала ягодицы. Илия подталкивал девочку вперед, та терпела с выражением непереносимой скуки на красивом лице.
– Знакомься. Это моя мама Ева. Это моя тетушка Далила. Это наши дети.
– В каком смысле? – Скука на лице девочки сменяется насмешливым интересом.
– Это сложно объяснить коротко, я тебе потом постепенно расскажу. Это Анюта, она поживет немного с нами, – Илия смотрит на Еву, потом на Далилу и грустно улыбается. – У нее проблемы с матерью, она ушла из дома.
– Уже можно пойти в ванную? – убирает его руку со своей руки девочка.
– А где Маша? – спрашивает Ева. – Мне маленький утром сказал, что у нас будет жить Маша.
– Маша умерла, – спокойно сообщает девочка, – уже можно в ванную?
– Таласса чу, – плаксиво сообщает, присев у стены в коридоре, Ива.
– Сколько лет девочке? – проявляет активный интерес Анюта.
– Три года, – говорит Ева.
– Вот же дети! В три года уже знают Гомера! А когда я в пять лет процитировала Эразма Роттердамского, меня повели к врачу!
– Есть будешь? – спрашивает Ева, она встает, берет Иву на руки и включает в ванной свет. Вблизи видно, какая нежная молочно-голубая кожа у Анюты и глаза леопарда.
– Буду. Легкие гренки, тертый сыр с майонезом и чесноком, кофе, сок. Но попозже. Не раньше двенадцати.
Клацает замок в ванной. Илия разводит руками и виновато улыбается.
– Я все равно не поняла про Машу, – сознается Ева.
– А я не знаю, что это такое – «легкие гренки»? – повышает голос Далила.
Илия садится за стол, наливает чай, смотрит сначала на Далилу, пожимает плечами, потом на Еву.
– Ну что такого произошло? О чем ты думаешь?
– Я думаю, что твоя кровать мала для двоих. И эта Анюта совсем девочка.
– Я спал на полу. Я люблю спать на полу, ты же знаешь.
– Сколько ей лет? – интересуется Далила.
– Около шестнадцати.
– Надеюсь, ее мама не сердечница?!
– А это ты к чему? – укоризненно смотрит на Далилу Илия.
– К тому, что она, наверное, уж обзвонила больницы, морги и теперь просто сосет валидол!
– Подожди, – останавливает ее Ева, положив руку на плечо, – не заводись. Илия, ответь мне на несколько вопросов. Не кривись, это важно. Что такое талласа?
– Это море, – удивленно отвечает Илия.
– Море. Прекрасно. Это Средиземное море или просто море вообще?
– Просто море. А в чем дело?
– Пока не знаю. Маленькая с утра требует море. А мне ночью предлагали Средиземное. Вот я и думаю… Что я хотела спросить? Да! Как зовут эту Анюту?
– Неважно. Все достаточно банально. Ссора с матерью. Мать дала ей пощечину. Как это обычно бывает впервые в жизни. Она вспылила и ушла из дома. Вот и все.
– А откуда…. – начала Далила, но Ева резко обнимает ее, закрывая рот рукой.
– Не сейчас, – говорит она. – Ты сейчас вопросы не задавай, ладно?
– Хорошо, – убирает Далила ее руку, – тогда просто ответь мне на вопросы, которые я не должна задавать!
– Я пока не знаю ответов. Я чувствую, что девчонка в беде. Если Илия захочет, он все скажет сам. Тебе нужна помощь? – обращается Ева к Илие.
– Да! – выдыхает тот с облегчением.
– Ива заболела. Я посмотрю почту, если нет ничего срочного, работаю дома. Ты отведи Сережу в ясли, а потом мы с тобой…
– Он не пойдет, – перебивает Илия. – Он без Ивы никуда не пойдет.
– Хорошо. Жду тебя у себя в комнате через пятнадцать-двадцать минут. Поговорим?
– Поговорим, – встает Илия. – Спасибо вам.
– Ты и не съел ничего, – бормочет Далила.
– Ты была на высоте, – он неожиданно целует ее в щеку. – Не орала, не требовала, не приказывала. Молодец, – он уворачивается от шлепка полотенцем. – Это что еще трещит?
Где-то в квартире дребезжит железка. Из детской комнаты выходит, пошатываясь, Кеша. В руках у него огромный старинный будильник с металлическим колокольцем и лапкой.
– Привет, шлындра! – здоровается он с Анютой, она вышла из ванной. – Ты у нас тусуешься или маскируешься? А мне в школу надо, – замечает он с сожалением. – И никто ведь не разбудит, не сварит манную кашу! Приходится покупать металлолом, я сплю крепко, – он трясет будильником.
– Я сварю, – Анюта идет на кухню.
– Я сама сварю сыну кашу! – у Далилы появился пропавший от возмущения голос.
– Да ладно, – теснит ее от кухни девчонка, – тебя, наверное, уже тошнит от манной каши. Или умеешь без комков?
Ева, чтобы не смотреть на Далилу, подхватывает с пола Иву и несет к себе в комнату.
– Будет тебе талласа, только лежи тихо, не бегай. – Она откатывает в угол телевизор, разворачивает к креслу, ставит кассету. Ива послушно затихает в кресле, с большого экрана на нее плывет парусник.