И тогда началось. Все повскакивали со своих мест и заорали дружно и громко. Одна из женщин, пронзительно визжа, отбивалась руками от чего-то невидимого, несколько мужчин вскочили на стол. Растерянные телохранители, стоящие сзади Феди, словно очнулись, подбежали к креслу и старались не подпустить никого близко. Они растопыривали руки, не в силах отвести взгляд от головы Феди. Кровь перестала течь. Обрывки кожи и развороченные мышцы висели наружу. Больше всего телохранителей поразила торчащая бледно-желтая трубка, похожая на гусиное горло, только побольше. В этот момент Федя поднял руки, висевшие врастопырку вниз, и засунул их за подтяжки под пиджаком – жест, обычно обозначающий у него удовольствие и покой.
– «Скорую»! – громко заорали увидевшие это. – Он еще жив! «Скорую»!
Бросившиеся к дверям зала гости обнаружили, что двери закрыты. Когда закричали «Скорую», все неуверенно повернулись к столам. «Труп» Феди равномерно задергался, словно кто-то его пощекотал. С подозрительными утробными звуками заколыхался большой живот. Развороченная голова зашевелилась.
– Боже, прости нас и сохрани!.. – прошептал кто-то в наступившей тишине, и в этот момент погас свет.
Минуты две ошалевшие гости метались между столов, сшибая все по пути. Когда свет зажегся, целый и невредимый именинник, страшно довольный и гордый, стоял, все так же засунув руки за подтяжки. Перед ним на тарелке лежало кровавое месиво, только что изображавшее часть его головы после взрыва. Федя оглядел совершенно разоренный зал, бледные и безумные лица гостей. Многие женщины и несколько мужчин лежали на полу недвижимо.
– Сюрприз! – радостно и громко объявил Федя.
Женщины, которые еще оставались на ногах, словно по команде, упали на пол.
Ошалевших гостей выпроваживали в соседний зал, где стоял посередине стол, стулья были расставлены по стенам и у окон, в углу на небольшом постаменте играл струнный оркестр, а на столе светился множеством свечей огромный торт. Гостей рассадили. Поскольку ни одного официанта в большом зале во время «убийства» Феди не было, никто из обслуги не понимал, что такого могло произойти на праздничном обеде необычного, что так шарахнуло по всем гостям, и что это за блюдо ел именинник, странные остатки которого приходили посмотреть из кухни все по очереди.
Через час гости стали приходить в себя. Перепуганный администратор с ужасом услышал, что кончается спиртное. Такое не могло прийти ему в голову, поскольку, кроме праздничного заказа, в ресторане имелся еще как минимум трехдневный запас. И тем не менее все было выпито. Администратор не поверил. Он сходил в подсобку, потом вышел в зал, осмотрел оплывший торт. Гости показались ему несколько нервными, очень громко разговаривающими, некоторые лежали вповалку, но ничего необычного. Разве что очередь в туалеты?
«Этого не может быть, просто не может быть, – успокаивал себя администратор, набирая дрожащей рукой номер телефона, чтобы срочно вызвать своего шофера с фургоном. – Так опозориться!»
– Где Макс? – Федя ходил от одной группы гостей к другой. – Где он, голубчик? Ну, угодил. Угодил!
– Немного странно, вам не кажется? – перед Федей стоял пошатывающийся гость с огненным румянцем на скулах. – Как-то даже жестоко! Я, в смысле, этот ваш сюрприз…
– Жестоко было бы, если бы я еще с полчаса так полежал, залитый кровью! Вы бы все оклемались и начали бы говорить! Во-о-от это было бы интересно и по отношению к вам впоследствии очень даже жестоко! Но я не выдержал, заржал. Я всегда так. От неожиданности могу больно сделать, а специально – нет. Макс, где ты, душа моя?
– Он такие обеды не любит, вы же знаете, – сказал кто-то доверительно в ухо Феде. – Он в кухне всех перепугал, стал жрать сырое мясо, исплевался весь, изругался, кричал, что говядина мороженая. И потом, ему же было совсем неинтересно, он все знал.
– Озолочу! – кричал Федя, расплакавшись от избытка чувств. – Угодил! И этого, киношника, пусть только скажет, что ему нужно! Сей момент. И вообще, он мне нужен, беру к себе! Где киношник?!
Феде объяснили, что на банкете только свои.
В концертном зале выступала голая дива с огромным удавом. Потом еще две танцовщицы с отменными формами. Девушек предупредили заранее, что приставучих гостей больно не отшивать, пожелания выполнять, для чего были выделены несколько вполне уютных уголков. Но такой всеобщей инфантильности они не встречали никогда в жизни, даже когда выступали на нудистском пляже в Лос-Анджелесе на фестивале сексуальных меньшинств. Расслабившиеся мужчины таращились на них несколько минут, потом, словно по команде, зажимая рот рукой, опрометью выскакивали из зала. Либо засыпали беспробудно и мгновенно, как только садились в кресло. Их утаскивали, приходили другие, – то же самое, либо мгновенный сон, либо рвотные конвульсии.
– Это не работа, а сплошной онанизм! – не выдержала, наконец, одна из див. – Чем они так оттянулись, черт бы их побрал?
Обычно подобные мероприятия редко оканчиваются раньше трех-четырех ночи, да и то некоторые гости еще просят подбросить их с девочками в ближайший ночной клуб. Ошалевшие официанты и испуганный администратор наблюдали, как почтенных гостей выволакивали к машинам уже к двенадцати крепкие свеженькие мальчики, приехавшие специально для этого. Всем отъезжающим на прощание вручали подарок. Это были несколько фотографий, на которых гость в этой изменившейся, перекошенной от ужаса физиономии мог бы узнать себя, когда протрезвеет. Некоторые лица, правда, были просто как бы заморожены. Ничего не выражающие, они все равно пугали своей неподвижностью и застывшими чертами. Несколько женских лиц были с улыбочкой, немного ехидной и вызывающей: «Знаем, мол, ваши штучки, нас не проведешь!» Но в основном – вытаращенные глаза, приоткрытые рты, где-то заслонившиеся руками головы. Одна фотография была обязательна для всех – на ней Федя был запечатлен во всей красе смертельной иллюзии, с развороченным горлом, отвалившейся челюстью, залитый кровью и забрызганный мозгами. К фотографиям прилагались дорогие зажигалки мужчинам и крошечные зеркальца-амулеты в золотой оправе женщинам.
Утро следующего дня Федя встретил с некоторой потерей памяти. Он никогда не страдал похмельем, но последнее время, с годами, вдруг стал забывать после хорошей выпивки подробности своей жизни. Нет, вчерашний банкет он помнил очень хорошо, а вот что ему пытались объяснить сейчас, стоя у кровати, двое его людей, он воспринимал как полный бред.
– Еще раз. Сначала. И очень медленно, – Федя сполз с кровати, откинув тяжелое ватное одеяло.
В комнате было прохладно, Федя любил спать при десяти градусах, а ужинать при двадцать пяти, для чего содержался специальный «истопник», регулирующий газовое отопление в загородном доме.
Секретарь Феди, огненно-рыжий красавец лет двадцати пяти, статный и в меру упитанный, был калекой. Он хромал и иногда от волнения начинал заикаться. Сейчас секретарь несколько раз судорожно сглотнул и выждал необходимую для успокоения паузу.
– Гиря, который проводил облапошивание Короля, исчез вместе с деньгами.