– А как ты занимаешься сексом с партнером?
– В смысле… – Далила залилась краской.
– Ну, как ты любишь больше всего?
– Можно встречный вопрос?
– Давай.
– Я знаю, что вы неоднократно высказывали в коллективе свое сугубо личное мнение об отношениях между мужчиной и женщиной…
– Ты просто хочешь спросить меня, почему я задаю такие вопросы, когда на каждом шагу заявляю о своей девственности?
– Да!.. Спасибо. Это действительно странно для женщины… девушки вашего возраста. Видите ли, я несколько раз сталкивалась с принципиальными девственницами и со старыми девами, которые предпочитают скрывать свою личную жизнь или ее отсутствие. Вы не похожи на них. Но с другой стороны… Целомудрие есть воздержание.
– Целомудрие здесь ни при чем. Я веду полноценную сексуальную жизнь.
– М-м-м, – психолог растерянно шарила глазами по комнате, Ева опередила ее вопрос.
– Я с удовольствием занимаюсь этим орально и анально.
В кабинете повисла напряженная тишина. Взгляд Далилы перестал обшаривать комнату и застыл на небольшой черной розетке в углу, она облизала большие пухлые губы. Ева заметила ее напряжение, словно психолог получила именно тот ответ, который ей что-то объясняет. Собака взяла след.
– Ева Николаевна, а почему вы этим занимаетесь… именно так, можно спросить?
– Я должна выйти замуж девственницей. Есть такое место в организме женщины, оно предназначено только для любимого мужа и ребенка, оно под сердцем, а определенные потребности организма могут реализовываться другими способами. Все должно быть в жизни упорядоченно, правильно, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Но ты же понимаешь, правда? – Ева улыбалась, видя почти охотничий азарт психолога.
– Я понимаю. Да, я понимаю, – просияла Далила. – Значит, принципиально!..
Дверь в кабинет открылась. Николаев влетел возбужденный и начал говорить, захлебываясь:
– Кот сдаст его, сдаст Слона, вот увидишь, приходи минут через… – Он наконец разглядел Еву и теперь вытаращил глаза, не в силах отвести их от ее груди. – А что это вы тут делаете?
– У нас тут психотестирование, ты что, не понял? – Ева протянула руку к обогревателю за блузкой. – Если хочешь – раздевайся, тебя тоже протестируют. – Ева смотрела серьезно.
– Простите, вы ведь коллега Евы Николаевны? – Далила поправила очки и строго уставилась на Николаева. – Вам мешает в работе привлекательность обследуемой?
– Балдеете, да?… Ну-ну, а ты все-таки зайди, только оденься и, пожалуйста, никаких ананасов! – Он с силой грохнул дверью.
– Что это за ананасы?
– А… так, ничего, ему что апельсины, что ананасы, все одно, – Ева не спеша одевалась. – Знаешь, мне жаль твоего усердия, хотя, конечно, может, все это тебе и пригодится для работы. Но у нас в Управлении… Даже если ты докажешь, что по результатам тестирования я просто ненормальна, меня все равно не отстранят.
– Почему?
– Я с десяти метров попадаю в муху. На все захваты брать будут, это точно.
– В какую это муху?
– В дрозофилу. – Ева оделась и выключила обогреватель.
– Еще одну минуту. Я понимаю, у вас дела… Почему вы, следователь, выезжаете на захваты? У вас ведь юридическое образование, могли бы работать в прокуратуре.
– Моя беда, романтизм подвел. На третьем курсе спрашивали, не захочет ли кто попробовать суровых милицейских будней, я попробовала пару недель, мне там люди понравились. В прокуратуре они какие-то вареные, что ли? Спокойствие на грани удовольствия. Вот я и выбрала в результате высшую школу милиции и тревожные будни, а у нас в Управлении как раз влипла в эксперимент, это когда инспектор и следователь стали работать в одной команде.
– Жалеете о таком выборе?
– Как сказать… Скажу, что жалею – немного совру, скажу, что довольна – совру еще больше. Очень много противоречий.
– В законе?
– Нет, в законе противоречий нет, а когда его на жизнь намазывают, происходит частичная несовместимость.
Ева жестом показала, что времени больше нет, выпроводила Далилу и закрыла кабинет.
– Ева… Николаевна, одну минуту, почему вы не хотите работать по исправлению и уточнению законодательства!..
– Все дело во времени, – Ева уже почти бежала по коридору, Далила подскакивала к ней то справа, то слева. – Я хочу видеть результат своего упорства и умения. У тебя пленка кончилась.
– А, черт с ней. У меня нет упорства и умения. У меня только чутье, – психолог устало прислонилась к стене. – Я буду с вами бороться, Ева Николаевна, вы опасны.
– Хорошее у тебя чутье, еще у тебя обалденный стиль, ты меня просто покорила, давай встретимся при случае и поборемся в более приятном месте.
Далила покусала обветренную верхнюю губу, медленно вытащила из уголка рта золотую тонкую прядку волос.
– Я стараюсь, – сказала она в спину не дождавшейся ответа Еве.
Кот сидел в маленьком душном кабинете. Он осторожно баюкал правой рукой забинтованную левую. Лицо у него было удлиненное, глаза большие, словно оплывшие немного вниз, аккуратный, чуть курносый нос, растительности никакой, хотя волосы на голове лихо кудрявились. Маленькие тонкие брови, словно выщипанные узкой полоской, иногда вдруг перемещались по лбу, изгибаясь, когда Кот хотел продемонстрировать уж очень сильное удивление и возмущение. Быстро сверху вниз оглядев Кота, Ева отметила странный стиль его одежды: из-под потертых джинсов выглядывали морды отменных толстых ботинок, рубашка была ослепительно белой, в некоторых местах, правда, со следами свежей грязи, на шее – маленький блестящий зеленый галстук. На столе перед Николаевым лежала кожаная куртка Кота и все, что выгребли из карманов.
Кроме Кота и Николаева, в кабинете были еще оперативники, которые помогали ему у кафе, и старший следователь Гнатюк. Дышать было нечем.
Ева не стала прерывать допрос, села у двери на табуретку. Кот отметил ее появление, зло искривил губы и смачно сплюнул на пол.
Были подозрения, только подозрения, что Кот иногда работал со Слоником – Пашей Закидонским, особо опасным убийцей в розыске. Паша был неуловим, имелись все основания полагать, что несколько заказных убийств авторитетов преступного мира совершены именно им. Но улик никаких. После грамотно выполненного убийства появлялся слух, даже слушок, что это дело рук Слоника. Определить источники этих слухов Николаеву не удавалось. Пытаясь копнуть поглубже, он натыкался на непробиваемую стену секретных сведений своего же Управления. Сначала Николаев допускал, что Слоника завербовали агентом в одну из контор, но ничем не мог этого доказать. За год сменилось четыре инспектора, которые вели дело Слоника. Николаев оказался самым удачливым, он добыл отпечатки пальцев Паши и наметил первую очень слабую ниточку: Паша Закидонский – Турция. Информацию о турецких преступных группах добыл так оперативно, что получил повышение в звании. Но там Слоник даже не наследил. Теперь Николаев разрабатывал версию: Слоник – турецкая разведка, он попытался привязать Пашу к политическим отношениям между российскими денежными мешками и турецкими секретными службами. Здесь Николаев немного растерялся. Не привыкший работать в таких масштабах, честно заявил начальству, что дело Слоника нужно решать на высоком государственном уровне, объяснив ситуацию такой схемой: на заре свободы и демократии в Турцию потекли русские деньги, сейчас идет отстрел особо богатых авторитетов, отказавшихся подчиниться турецкой мафии, но переправивших в Турцию большой капитал. Эти люди строили отели, держали публичные дома, занимались курортным бизнесом. Для отстрела был завербован хороший специалист из наших, целый год турецкая разведка и наша служба безопасности тешили себя уверенностью, что Паша работает именно на них.