Женщина–апельсин | Страница: 70

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

У двери своего кабинета она чуть задержалась, а когда протянула руку, Волков распахнул дверь. Глаза у него были вытаращены, волосы торчали, рот открыт.

– Ты жива! – крикнул он первым делом на весь коридор. Оглянулись все, кто там был.

Ева толкнула его в комнату и закрыла дверь.

– Волков, – сказала она строго, – я тоже рада тебя видеть, но так орать все равно не надо. Что у тебя произошло?

– Полный маразм, понимаешь. Когда я ехал в машине из прачечной, на меня напали двое в камуфляжной форме, отрубили и забрали документы, – он метался по комнате, размахивая руками. – Да! Они еще облили меня спиртом! Меня хотели отвезти в вытрезвитель.

– Волков, – спросила Ева, подкрашивая губы перед маленьким зеркальцем от пудреницы, – какого черта ты делал в машине из прачечной?

– Ну как же, – забормотал Волков, всмотревшись в Еву повнимательней и почуяв неладное. – Это, конечно, была не настоящая машина из прачечной, это я ее так. Я должен был приехать. У нас сегодня побег должен быть, Ева Николаевна, помните?

– И куда мы сегодня бежим на машине из прачечной? – теперь Ева припудривалась.

– Ева… Николаевна, Кудрин!.. Он сегодня должен был сбежать, – Волков вдруг побледнел, Ева испугалась, что он упадет в обморок.

– Волков, ну что за бред? Какой побег? Кудрин расслабился, когда убили этого, как его, футбольного босса, спокойно ждет суда в изоляторе.

– Ты не могла меня так подставить, – глухо проговорил Волков, потом схватился за виски руками. – А! Я понял! Ничего не получилось, да?

– Волков, мне надоели твои фантазии. Давай работать, наконец! У нас уже три дела висят просто в воздухе.

Волков, не отрываясь, смотрел на Еву. У него дрожали руки.

– Если ты вывезла Курина, – проронил он глухо, – то твой «клиент» труп, потому что машину из прачечной обрабатывают газом в специальном боксе.

– Я уже просила тебя говорить мне «вы». Это раз. Ты мне надоел с этим Куриным. Это два. Если тебе нужна помощь психолога, то ее зовут Далила. Помнишь Далилу, красавицу? Она работает этажом ниже. Это три. Постарайся заткнуться и помолчать с полчасика, я соберу бумаги.

Волков посидел пять минут, потом, спотыкаясь, опрокинув стул, выбежал из кабинета и понесся бегом по лестнице в дежурную часть узнать о происшествиях по городу.

Через час по городу объявили тревогу. Из Бутырской тюрьмы сбежал особо опасный преступник, Паша Закидонский, он же Слоник. Он не вернулся после прогулки в камеру. Обнаружен открытый люк на крышу тюрьмы, пропал один охранник с вышки, что предполагает организованный побег.


Ева с трудом дождалась пяти часов. Волков убежал и больше в кабинете не появился. Ева быстро заперла дверь и постаралась спуститься с лестницы, не спотыкаясь.

На улице ее ждал Володя. Он стоял с большим букетом роз, припорошенных снегом. Над розами светилась его улыбка. На него падал снег, свисая кое-где с волос.

– Давно стоишь? – Ева никак не могла сунуть ключи от машины в дверцу.

– Часа два, – ответил Володя, отбивая дробь зубами. – Это тебе цветы! – напомнил он на всякий случай.

– Отличные цветы, – отозвалась Ева безо всякого выражения.

– Если ты изображаешь полное раскаяние по поводу наших близких отношений, – говорил Володя, усаживаясь, – если ты решила немедленно прекратить нашу только родившуюся любовь! – Он снимал мокрый снег с головы и стряхивал его на пол. – Если ты такая мрачная и злая, чтобы побыстрей и подальше меня оттолкнуть!..

– Ну хватит уже! – устало проронила Ева.

– Если ты не понимаешь, что зажгла меня огромным и неугасающим костром!

– Прекрати, где ты нахватался этого! – Ева неожиданно улыбнулась.

– Подожди, я должен договорить, в конце самое интересное. Если ты, будешь изображать из себя добродетельную женщину, которой я недостоин, то тебе надо приготовиться! Я тебя просто изнасилую, немедленно, в машине!

Ева посмотрела на непрерывные потоки машин рядом, они еле ползли. Час пик.

– Но если ты благоразумна, добра и честна так же, как прекрасна, ты пригласишь меня к себе домой в постель, не зря же я потратил ползарплаты на розы!


– Я не могу! – сказала голая Ева. – Ты не понимаешь, я сегодня убила человека!

Володя стоял перед ней на коленях, он снимал с нее последнюю одежду – трусики с колготками.

– Наверное, – предположил он, начиная раздеваться, – это был ужасный бандит и убийца!

– Какая разница. Как ты не понимаешь, я вдруг подумала… Я подумала, что он – чья-то первая любовь! – Еву трясло, она быстро достала постельное белье и завернулась в одеяло. – Я чудовище, – сказала она шепотом в зеркало.

– Это я чудовище! – зарычал Володя и прыгнул к ней на тахту.


Ночью, когда за окном затихли почти все звуки города, Ева бесшумно шла по цементному полу прачечной. На веревках везде висело белье, задевая ее лицо и мешая смотреть на пол, ей показалось, что все! Она нашла! Но опять отвратительное прикосновение чужого мокрого белья к лицу! Ева закричала и резко села, прижав к груди одеяло.

Она тяжело дышала. Пошевелился рядом Володя и приподнял голову.

– Удавка!.. – сказала Ева. – Я ее потеряла там…

– Какая удавка? – спросил он сонно.

– Которой я его задушила, – ответила Ева с отчаяньем в голосе. – Я ее потеряла… Я не воин…

– Ну хватит, правда, сколько можно? Я уже понял, что ты работаешь не в бухгалтерии, давай спать, а? Иди сюда, я тебя запрячу, никто тебя не найдет до утра.


Федя выбрался из машины у своего дома сердитый и злой. Он смерчем пробежал по двору, вызвав дружный лай двух доберманов. Увидев его в окне, перекрестилась и спряталась Матрешка.

– Жена! – крикнул он и затопал ногами. – Снять сапоги, поставить самовар!

– Каки таки сапоги, ну каки сапоги? – тоненько тренькнула из угла Матрешка. – Ботинки у тебя, а чай давно готов.

– Где она? Я так решил, если сейчас не встретит – все.

– Ну что такое – все, что – все?

– Умолкни. Найти Наталью и привести ко мне! – приказал Федя уже спокойней подбежавшей на шум охране.

– На лугу она, лошадь гостю показыват! – заверещала Матрешка громко.

– Нет у меня лошади, нету! – опять что есть мочи заорал Федя.

– А я и говорю, нету тут никакой лошади, а он говорит, покажи да покажи! С самого утра – покажи и покажи! Ну она и говорит, пошли, говорит! На луг, говорит!.. По первому снегу и покажу, – закончила Матрешка шепотом, видя перекосившуюся ненавистью физиономию хозяина.

Федя выбежал на крыльцо и приказал притащить во двор скамью. Потом сбегал, тяжело дыша, к сараю и принес две плетки, сочно стеганул себя по ногам, споткнулся и матернулся.