На улицу понемногу вышли все из дома.
Сколько раз потом ни вспоминал Стас то, что произошло дальше, столько раз покрывался гусиной кожей и цепенел. Он так и не понял, сон это был или реальность. С каждым первым снегом ему мерещилась скамья желтого дерева, еще зеленая трава в снегу и легкий парок от горячего тела Натальи, разложенной на скамье.
Наталья шла с телохранителями, улыбаясь Феде, счастливая, с румянцем во всю щеку, подметая снег длинным пальто с меховой опушкой. Федя смотрел на нее напряженно, помахивая плетками, и понемногу улыбка Натальи угасла. Стас семенил за ней, путаясь ногами в длинном халате, упрятав мерзнущие руки в длинные рукава телогрейки.
Когда Наталья подошла к Феде, все затихли.
– Ложись на скамью, – сказал Федя тихо.
Наталья оглянулась.
– Это ты мне приготовил, муж? – спросила она со значением.
– Тебе, жена, – ответил Федя.
– Федя, – робко вмешался стоящий рядом секретарь, – Федя, не надо, не делай этого!..
– Молчи, Никитка, – сказала Наталья и, поведя плечами, сбросила на траву расстегнутое пальто.
Она оказалась в длинной кружевной рубашке тонкого полотна. Кряхтя, легла животом вниз, обхватила скамью полными белыми руками и посмотрела на Федю веселым глазом из-под желтых кудряшек у лица.
Федя оттянул первый удар с ленцой, пробуя. Но на спине тут же лопнула и порозовела тонкая ткань. Это раззадорило Федю, он размахнулся сильней, и хлыст звонко свистнул перед ударом. Наталья взяла в зубы свою косу и зажмурилась, выдавив первые слезы. Дальше Федя стегал двумя плетками, расставив ноги и побагровев лицом. Когда на спине почти не осталось рубашки, Федя, пошатываясь и шумно захватывая воздух, отошел, ничего не видя сквозь синюю пелену.
Стас попробовал дернуться, когда Наталья легла, его оттолкнули локтем и показали близко к лицу кулак.
Потом Стас поймал себя на том, что отдал бы все за кинокамеру. Даже, может, и на скамью бы лег, только пусть все это заснимут и отдадут ему!
Федя ушел в дом, за ним потянулись зрители – охрана, шофер, секретарь, старичок-истопник и приехавший случайно гость, с вытаращенными глазами и пьяный в стельку. Стас смотрел, замерзая ногами в домашних шлепанцах, как причитала Матрешка, оставшись одна возле хозяйки, как тяжело и медленно вставала Наталья, пряча глаза и сжав на груди рубашку.
– Зря ты это, Федя… – тихо сказал секретарь.
– Сам знаю, что зря! Зря… Зато полегчало, – Федя обливал голову в кухне холодной водой. – А этого придурка… Этого извращенца, алкоголика, этого обжору киношника – вон… Вон! Вон!!!
В дом вбежал охранник и зашептал Феде на ухо.
– Прилетели, стервятники! – Федя вытерся, сел за стол и велел пропустить важных гостей.
Два черных «Мерседеса» неслышно подкатили к дому.
Гости входили по одному, неспешно. Четверо одинаково одетых мужчин в черных очках. Ни один не перекрестил лоб на икону.
– Где он? – спросил, наконец, один из гостей после напряженного молчания.
– А где она? – сразу же завелся Федя. – Спросите у вашей крали.
Гости переглянулись.
– Вы что, ребята, совсем умом тронулись, сюда приезжать?
– Они без пушек, – сказал один из охранников Феди, стоящий в дверях.
– Это я даже не обсуждаю, вы зачем приехали, посмеяться?
– Где он? – спросил еще раз гость с тем же спокойствием в голосе.
Федя посмотрел в окно. Его люди уносили скамью. Выглянуло осторожное белесое солнце.
– Федя, – подал голос другой гость, – не заставляй нас ждать, ты в эту игру один не сможешь сыграть, отдай его, Федя. Это очень серьезно.
Федя понял, что они приехали не для того, чтобы посмеяться.
– Его увела с прогулки красивая баба. Это видел мой человек. Я решил, что вы делаете свое дело, а меня прилепили дерьмом на видное место.
Четверка повернулась, как по команде, и пошла к двери. Последний из них оглянулся уже на выходе.
– Два дня тебе. Найдешь его, будешь жить.
В тюрьму приехали представители сразу трех разных организаций. Толстоватые дяди в форме милиции заинтересованно рассматривали бравых молоденьких фээсбэшников, красавцев как на подбор, в костюмчиках и белых рубашках из-под пальто. Между ними сновали суетливые личности странного вида из Государственного Управления разведки. Самый неприметный и самый плешивый из них ходил медленно и со всеми подряд здоровался, всовывая для пожатия потную хилую руку.
Через час прочесывания коридоров, крыши, подсобных помещений и служебных туалетов все они стали то и дело наталкиваться друг на друга. Поэтому, когда прыткий эфэсбэшник выбежал из прачечной и стал докладывать своему старшему тихонько на ухо, вокруг них собрались толпой остальные. Милиционер предложил «не быть гадом».
– Одно дело делаем, чего шепчешь!
Фээсбэшник нашел веревку. Небольшую, с метр.
– Веревка тонкая, синтетическая, очень прочная, неизвестной выделки, – отрапортовал нашедший веревку. – Найдена в прачечной на полу!
Гуровцы сразу разошлись, кроме самого плешивого, а милиционеры решили развлечься.
– Где, говоришь, нашел? – строго спросил старший по званию.
– В прачечной, товарищ майор!
– Подозрительное место… Для веревок, я имею в виду! – майор оглянулся на своих, и те заржали, как по команде.
– Так ведь прочная, как леска! – оправдывался исполнительный фээсбэшник. – И короткая такая! И концы обработаны.
– Осмотри как следует места общего пользования. Если найдешь что-то подозрительное, швабру, например, туалетную бумагу, сразу доложить!
Милиционеры хохотали. Пора было разъезжаться.
Все разбились по своим группам, только плешивый гуровец не отходил от нашедшего веревку.
Молодого фээсбэшника звали Сергей Ковалев. Он стоял задумчиво и накручивал оба конца веревки себе на ладони. Накрутив два раза, он заметил, что посередине веревки есть место, словно окрашенное темной краской или грязное.
Плешивый тоже посмотрел на это место, потом на Ковалева. Они поняли друг друга, это было заметно по напряженному лицу Ковалева, который тут же спрятал веревку. Плешивый ничего не сказал, только уважительно кивнул, уходя.
За воротами тюрьмы сновали журналисты и таскали камеры телевизионщики.
Волков ждал Еву Николаевну утром в кабинете спокойный и бодрый. Он перелопатил несколько папок с делами, ее все не было. К десяти Волков занервничал, стал мерить шагами комнату, вспомнил, как они с Евой считали шаги, и обозлился.
Пришла Ева и спросила, почему он не был сегодня на стрельбище.
– Ева Николаевна, вы, конечно, в курсе. Из тюрьмы вчера сбежал особо опасный преступник.