– Ну вот, прикидываетесь мальчиком на побегушках, а, оказывается, вы кое-что смыслите в оборонительных системах. Кто отдал вам приказ провести анализ противоторпедных систем? Это тот же человек? Вот вам ответ на первый вопрос – зачем. С его точки зрения, если ракету нельзя воспроизвести, можно указать на отдельные слабые места для успешного ее уничтожения. В этой газете, – Кошмар постучал пальцем по злосчастным газетным снимкам, – как раз эти места и опубликованы. Вам не показалось странным, что после вашего общего обзора и анализа вы вдруг были направлены на ту самую исполнительскую работу, которой только что тут нас всех упрекали? Этот человек использовал для своей задумки только одного офицера – вас. Или вы называете имя, или как главный и единственный исполнитель идете под суд за убийство агентов Службы и за попытку использовать разработку разведки Службы в личных целях.
– Можно просьбу? – сдался Марат.
– Но только одну! – ерничает Кнур.
– Я хочу видеть материалы на так называемой подлинной пленке, – Марат быстрым решительным почерком пишет на бумаге имя и бросает ручку.
– Обойдешься, сынок, – устало вздыхает Кошмар, подвигая к себе лист бумаги.
Ева разводит руками, вынимает из магнитофона пленку и демонстративно бросает ее в урну.
– Какое оружие имеете в своем распоряжении? – спрашивает она Марата.
– Служебное. И это не малокалиберный австрийский пистолет.
Все присутствующие удивлены таким ответом.
– Господа офицеры, я думал, что вы в курсе, – объясняет Марат свою осведомленность. – Вчерашний бильярд с министром обороны был актом примирения и обменом информацией.
– Сам невзначай вывернешь карманы, – встал Кнур, – или подождешь полчасика, пока я принесу оформленные бумаги по задержанию тебя под стражу?
Марат послушно выворачивает карманы брюк, снимает куртку и выгребает из нее все на стол.
Ева подвигает к себе ручкой сосательную конфету.
– Вы как хотите, Ева Николаевна, – вздыхает Кнур, – но я не играю в бильярд, поэтому возьму этого исполнительного осветителя под стражу.
– Не надо. Это будет глупо, – замечает Марат. – Дайте хотя бы пару дней. Мне осталось ощупать еще шестьсот двадцать костюмов.
– Я пошел за постановлением. – Кнур направился к двери. – Сутки мы его подержим, а потом сдадим военным, они все равно не отстанут. А мне и суток хватит.
– Подождите. В рабочем шкафчике истопника висит галстук вашего пропавшего агента, – решился Марат.
– Подумаешь, – Ева встала и прошлась, сделав Кнуру знак, – в мусорном баке лежали его ботинки, а вся одежда – кучей под стойками с костюмами. Ты угощал пропавшего офицера конфеткой?
– Нет. Не угощал. Когда я потерял его из вида, я сразу пошел в костюмерную.
– Ну вот, почему в костюмерную?! Почему же не в мужской туалет? – повысила голос Ева.
– В фойе дежурили ваши. В зале его не было. Мне приказано было отработать версию по Булочкиной, где ее еще отрабатывать, как не на ее рабочем месте? И я угадал. Только опоздал. Ваш человек умирал под стойкой с костюмами.
Кнур вернулся на свое место и сел с тяжелым вздохом.
– Пулевое ранение в области шеи. Выходного отверстия не было. Я раздел его за полминуты. Осмотрел тщательно всю одежду. Я искал зажигалку. Ее не было. Он еще дышал, когда я побежал звонить. Потом забежал в медпункт и забрал аптечку скорой помощи. А когда вернулся в костюмерную, его уже не было. Я не поверил, обшарил все ползком под стойками, думал, он отполз. Одежда была, а его не было. Думать было некогда, меня могли хватиться на рабочем месте. Я еще раз позвонил к себе в отдел, сказал о пропаже раненого, вернулся в осветительскую. Решил осмотреть более тщательно все помещения внизу после спектакля. Но это сделать не удалось, потому что после спектакля в костюмерной оказались Надежда Булочкина и помощник режиссера по сцене. Поскольку шума никто не поднял, я решил, что вашего агента обнаружили напарники и тихо вывезли из театра. В три утра мне было приказано проникнуть в театр и провести тщательный обыск всех помещений, поскольку поступили официальные сведения об исчезновении вашего агента и назначенном на утро обыске помещений театра агентами Службы. С трех часов пятнадцати минут до пяти тридцати я и еще восемь человек обшарили в ускоренном темпе все предполагаемые места в подсобных помещениях театра, где могло поместиться тело крупного мужчины. Без десяти шесть приехали искать ваши люди.
– Есть какие-нибудь соображения, где тело? – поинтересовалась после долгой паузы Ева.
– Были, – кивнул Марат. – Но после осмотра опорного пространства под сценой и котельной версий у меня нет. Котел на угле в этом году еще не растапливали. Работает только газовый. Под сценой ничего подозрительного не обнаружено. Во время обыска мои ребята нашли другой выход из театра – старый пожарный. Об этом выходе ваши сотрудники не знают и не ставили там слежку. Есть еще легко открывающееся окошко в одном из подвальных помещений, но в него крупному человеку не пролезть. Я не розыскник. Я исполнитель. Вам видней, кому выгодно было убрать вашего агента.
– Выгодней всего это было человеку, который должен был отобрать зажигалку с пленкой. То есть на данный момент вам, – ткнул пальцем в Марата Кнур.
– Я не убивал. И я не находил пленку.
– А можно мне побеседовать со старшим лейтенантом наедине? – спросила Ева.
Мужчины выходили неохотно.
– Кофе хочешь? – спросила Ева, когда они остались одни.
– Подойди.
Ева подошла к сидящему на стуле Марату.
– Ближе. Хорошо, – сказал он, когда они соприкоснулись коленками. – Ты почему в Службе?
– Больше ничего не умею. А ты почему в военной разведке?
– Больше ничего не умею, – улыбнулся ей Марат. – Проблемный я. Ты тоже?
Ева кивнула.
– Хочу посмотреть близко в глаза, – потянул ее за руку к себе Марат.
– Ты с этим осторожней, – шепотом предупредила Ева, наклоняясь.
– Я уже попался. Что теперь осторожничать. Где взяла такие синие? Подожди, не дергайся. – Марат взял ее за другую руку и с силой сжал запястья. – А можно – прямо здесь, на полу?
– То-то полковники повеселятся! – Ева кивнула в угол комнаты, Марат не отвел зрачки от ее глаз, но понял, что она имела в виду видеокамеру.
– Сколько тебе лет? – спросил Марат одними губами.
– Я старше тебя, – улыбнулась Ева.
– А как ты будешь уходить из Службы, майор Курганова? Или надеешься выслужиться до персональной пенсии?
– А почему это тебя интересует, старший лейтенант Устинов?
– А-а-а-а, потому что персональных пенсионеров в Службе очень мало. Ты поинтересуйся на досуге. Все больше простые исполнители, они доживают, а вот на проблемных инициаторах Служба экономит. Но памятники на кладбище ставит неплохие. У нас, у военных, еще проще. Могут запросто уложить в общую могилу, а матери прислать медаль с запиской: «Пропал без вести при исполнении особо важного задания».