– Сколько им?
– Они еще маленькие, старшие ходят в начальную школу.
Алекса вздохнула с облегчением, когда двери лифта открылись. Ей не хотелось говорить ни об отце, ни о его новой семье. Ее рана так и не затянулась.
– Поедем на пляж прямо сейчас? – спросила она, когда они шли к машине.
– По-моему, хорошая идея.
– Правда? А я думала, что у меня бывают только плохие идеи, – отшутилась Алекса.
– Ну, еще посмотрим, во что она выльется, – улыбнулся Брейден.
* * *
Оставив машину на набережной, они с Брейденом прошли три квартала пешком по узкой, посыпанной гравием дорожке. Пара велосипедов, прикованных к деревянному забору, напомнила Алексе тот последний день на пляже и единственный поцелуй Брейдена.
Брейдена, похоже, воспоминания не тревожили, уж слишком стремительно и целеустремленно шагал он впереди нее.
Когда они вышли на пляж, Алекса вздохнула от удовольствия. Она всегда любила океан, шум волн, накатывающих на песок, пронзительные крики птиц, пикирующих в море за пропитанием, и тонкую водяную пыль, оставлявшую на губах соленый привкус.
Даже в этот будний день пляж не пустовал. Не всем хотелось дожидаться конца недели и законных выходных. Вдоль прибоя гуляла рука об руку пожилая пара, совсем юная парочка пыталась запустить воздушного змея, отец семейства бросал детям фрисби [7] , одинокий мужчина швырял теннис-ный мячик своей собаке, та со счастливым визгом бросалась в воду и с мячиком в зубах возвращалась к хозяину.
Алекса медленно брела по песку, глядя под ноги. В детстве она много часов провела на этом пляже в поисках обточенного волнами стекла, которого было много на местном побережье. Острое сожаление кольнуло сердце, когда она вспомнила, как мечтала превратить красивые стеклышки, отшлифованные морем, в необычные украшения. Свои последние находки она оставила в тетином доме, интересно, сохранились ли они.
Расстояние между ней и Брейденом увеличивалось, и не только визуально. Исчез проглянувший ненадолго легкомысленный парень, поддразнивавший ее за плохие идеи. С тех пор как они приехали на пляж, Брейден хранил ледяное, чуть ли не враждебное молчание. Он будто превратился в сжатую пружину и почти бежал вперед, позабыв о своей спутнице, и о чем бы он сейчас ни думал, мысли явно его не радовали. Что же так резко изменило его настроение?
Алекса бросилась вдогонку и уже почти настигла его, когда он резко остановился, схватился за ногу и осел на песок.
Она опустилась на колени рядом с ним.
– Что с тобой?
Сжимая правое бедро, Брейден скривился от боли и проскрежетал сквозь зубы:
– Судорога.
– Я могу чем-нибудь помочь?
Он покачал головой.
– Само пройдет.
Больно было видеть его страдания, но у нее не было с собой даже бутылки воды, и она, чтобы хоть чем-то помочь, потянулась помассировать сведенную судорогой мышцу. Однако Брейден оттолкнул ее руку.
– Не надо.
– Прости.
Ей оставалось лишь ждать. Напряжение постепенно отпускало его, и наконец он сел, поморщившись, вытянул ногу.
– Тебе легче?
В его глазах плескались боль и уязвленная гордость. Он всегда терпеть не мог выглядеть слабым.
– Да.
Алекса устроилась на песке поудобнее.
– Знаешь, это напомнило мне праздник Четвертого июля.
– Ты о чем? – проворчал Брейден.
– Помнишь бег парами, когда ногу одного бегуна привязывали к ноге другого? Ты потянул подколенное сухожилие и не желал признаваться, что тебе больно. Настоял, чтобы мы добежали до финиша, уж очень хотел победить.
– И мы победили.
– Да, но потом ты целый месяц не мог ходить, – напомнила Алекса.
– К чему ты клонишь?
– К тому, что ты упрям и не признаешься, когда тебе больно.
– Ладно, признаюсь. Мне больно.
Алекса склонила голову, задумчиво глядя на него. Пожалуй, пора рискнуть и задать еще один важный вопрос.
– Брейден, что с тобой случилось? Как ты был ранен?
Он долго колебался.
– Мы попали под обстрел… Меня ранило осколками. Один из них порвал мышцу.
– Только ты пострадал?
– Нет. Несколько человек погибло.
Алекса почувствовала по его тону, что Брейден потерял кого-то близкого.
– Среди них были твои друзья?
– Да. Но я не хочу о нем говорить.
– Может быть, тебе станет легче. Просто назови мне его имя.
Брейден вздохнул.
– Пит Коннорс.
Имя показалось Алексе знакомым.
– Ты в детстве ошивался с каким-то Питом. Это, случайно, не он?
– Он самый. Мы вместе выросли, вместе записались в армию, мы много чего делали вместе. Но я вернулся, а Пит нет. – Брейден отвернулся к воде, помолчал. – Его родители даже смотреть на меня не могут… и жена тоже. Они все пытаются понять, почему я выжил, а он – нет. Я сам задаю себе тот же вопрос.
– Мне очень жаль, Брейден. – Алекса могла предложить ему лишь сочувствие, понимая, как разозлили бы его любые банальности.
Брейден пожал плечами с напускным безразличием, но она чувствовала, что его душевные раны очень глубоки, и он не собирается выставлять их напоказ.
– Я рада, что ты вернулся. Если тебе как-нибудь захочется поговорить, я выслушаю.
– Этого не будет.
– Ну, если вдруг, я…
Алекса осеклась, и Брейден прищурился.
– Чуть не сказала, что будешь рядом? А ты ведь не можешь это пообещать, верно?
Брейден долго смотрел на нее, и она не могла догадаться по выражению его лица, о чем он думает. Алекса решила сменить тему.
– Как твоя нога?
– Еще минута, и все будет нормально.
– Ты практически бежал по пляжу. К чему такая спешка?
– Не знаю.
Алекса ему не поверила.
– Да что ты говоришь? Не знаешь? Лично у меня есть соображения на этот счет.
– И, как я понимаю, ты собираешься поделиться ими со мной, – сухо заметил Брейден.
– Оказавшись на пляже, ты вспомнил прошлое, а тебе этого совсем не хотелось. Ты подумал, что сможешь обогнать свои мысли… как раньше. Когда мы приходили сюда детьми, я всегда знала, если ты тревожился об отце, потому что ты пытался уговорить меня побежать куда-нибудь.
– Может, я просто любил бегать.