На недоуменные вопросы оперативников ответил: «С Гусем и Березой — потому что я тоже еврей, с Гайдаром и Чубайсом — потому что я тоже либерал, а с Пугачевой и БГ — потому что тоже Борисович…»
И пока опера переваривали замысловатую логику, добавил: «Да и петь, признаться, люблю».
— Встречались?.. — глянул Жора на портрет.
— Бывает… — небрежно кивнул директор. — Изредка…
— Ну-ну… А по существу дела что-нибудь скажете?
— Извините, товарищ майор, но я вам ничего объяснять не обязан. Это наш бизнес. Есть официальная лицензия. Можете почитать. Вот… Есть все сертификаты. И от СЭС, и от Академии наук…
— Говорите, в Провансе растет? В горах? — уточнил Любимов.
— Да, в горах, — подтвердил Хлестов. — На высоте тысяча метров.
— А название не подскажете?..
— Извините, это наше ноу-хау.
— А я ведь из «убойного» отдела, господин Хлестов.
— И что?
— А то, что от вашего ноу-хау уже несколько человек скончались. Думаете, почему я здесь?
— Как это скончались? — опешил Хлестов.
— Обыкновенно. Были живыми, а стали мертвыми. «Жмуриками», вы уж извините за профессиональное выражение. И все, по словам родных, ваш бальзам употребляли.
Любимов взял со стола директора пузырек с бальзамом и стал внимательно изучать. Повертел, почитал этикетку, посмотрел на просвет…
— У нас что хочешь употребят, — нашелся Хлестов.
— Эти — не ханыги, — покачал головой Любимов. — Вполне приличные люди. Владелец парикмахерской, директор книжного, видеопират… Одна дама из районной управы — правда, из бухгалтерии… Как у вас тут сказано?.. Остались вечно молодыми.
— Мы-то здесь при чем? — занервничал Хлестов, перекладывая с места на место лицензии и сертификаты.
— А при том, что у всех в крови обнаружен яд. Один и тот же. Прокуратура возбудила дело. Так что шутки в сторону.
— Но этого не может быть… — пролепетал Хлестов. Спеси как не бывало.
— А чем докажете?
— Чем… А докажу! — Хлестов нажал на кнопку селектора.
Троицкий барабанил пальцами по столешнице, внимательно слушал. Лицо у него было сосредоточенное. Он уже принял решение, и, как всегда в такой ситуации, внутри как-то все подобралось и улеглось на свои места. И даже голова перестала болеть.
— Так и сказал, — докладывал Дима о разговоре. — Матрешку зарядил, убьем двух зайцев, никуда, мол, он от нас не денется. Что-то они задумали, Демьяныч. Завтра в семь утра на маяке «стрелку» забили.
— Мы тоже это слышали, — важно подтвердил Рогов. — Про семь часов. Так что надо нам сегодня выспаться… Адрес, где второй завис, на всякий запишите: улица Гамбетта, 14…
Троицкий внимательно посмотрел на Рогова. С неопределенным выражением каменного лица. Словно усомнился, что питерский опер способен притаранить адрес…
Рогов выдержал взгляд.
— Похоже, он местный, — описал Плахов Анри. — Из эмигрантов. Акцент сильный. Тормознул на заправке, и там внутри чего-то «перетирал» с двумя русскими. Не удалось толком услышать. Но что-то говорил про полицейский жетон…
— К маскараду готовятся? — недовольно пробурчал Серов.
— Сколько же их здесь?! — ударил кулаком по столешнице Троицкий. — Уже минимум четверо! Взвод прислали, твою…
Резко встал, сходил на кухню, вернулся со стаканом, наполовину наполненным виски. Его возвращения ожидали в полной тишине.
— Уже не знаем, — продолжил Плахов. — Мы думали, он один.
— Нам всех не перекрыть. Сил не хватит, — вздохнул Рогов.
— И что ж мне теперь — пули дожидаться? — Троицкий пристально оглядел Плахова с Роговым.
Непонятные гуси питерские… Может, блефуют? С другой стороны, двоих врагов он сегодня благодаря им будет… иметь.
— Не хотелось бы… — Плахов изобразил что-то вроде улыбки.
— Ты что, Демьяныч? — возмутился Серов. — Да мы их самих переколбасим! Только скажи.
— Так вот господа опера против таких методов, — иронически протянул Троицкий.
Ему было уже все равно, за что и против чего господа опера.
— Вы и нас поймите, Михаил Демьянович… — возразил Игорь. — Мы же не можем участвовать…
— И не надо. Вас никто и не приглашает, — сказал как отрезал Серов. — Мы вас потом позовем. Когда признаются.
— А если переборщите? Тогда и признания не понадобятся.
— Мы же не звери… — успокоил Серов с какой-то особенной интонацией.
И все они расхохотались — и Серов, и Николай, и Дима, и сам Троицкий — в тон своим коллегам. Что-то знали они об этой фразе, произносимой с этой именно интонацией. Что-то такое, что делало их единым целым.
Игорю и Василию было не слишком приятно слышать этот смех. Им давали понять, что они здесь — не просто чужие, а совсем чужие.
— Ну как? — отсмеявшись, Троицкий повернулся к Игорю.
Плахов помедлил, пожал плечами: другого выхода нет. Василий сделал вид, что хотел что-то добавить и возразить, но осекся. Наступила тишина, в ходе которой Троицкий допивал виски.
— То есть утром на маяке? — уточнил Плахов. — Сразу обоих?
Троицкий лишь мрачно кивнул. Голова вновь заболела. И как-то сильно и резко, словно наверстывая за то время, пока не беспокоила.
— Таблетки не пора?.. — глянул Троицкий на Диму.
— Полчаса еще, шеф, — виновато ответил охранник.
— С-сука…
— Есть отличное средство, — встрял Рогов. — Попробуй, все как рукой снимет.
— Какое еще средство? — простонал Троицкий.
— Прованский корень жизни. Из него бальзам на спирту делают, но можно и так. Я в Питере пробовал, — вдохновенно врал Василий.
— И где его взять? — хищно спросил Серов.
— Здесь, в местных горах растет. Вроде женьшеня.
— Что же, мне в горы лезть? — криво усмехнулся Троицкий.
Рогов казался ему чуть-чуть дурачком, но надо же, адресок-то добыли… И потом: он был в таком положении, про которое говорят — хватается за соломинку. Надо испробовать все средства. Народная медицина иногда очень даже помогает. Он сам был однажды свидетелем, как некий грязненький задохлик с козлиной бородкой за полчаса снял с груди бывшего партнера Троицкого Крокодайла Выборгского чудовищный ожог. С помощью какой-то мази на основе крапивы и мочи…
Крокодайла, правда, через три дня все равно уконтрапупили, но это уже другая история.
— Не надо в горы, — пояснил Рогов. — В Антибах на рынке можно достать. Я хотел, но мужик, который корнями торгует, — ни в какую. Цену набивает, поганец.