- Сенсационное научное открытие! - объявила И. - Пик Коммунизма скрывает в себе гигантский сталактит!
- Сталагмит, - поправила Е, - сталактиты наоборот, растут сверху вниз.
- Я тоже сейчас займусь спелеологией, - предупредил Котов угрожающе. Две группы исследователей отправляются на поиски таинственных пещер в джунглях. Одну нашел, вторую - тоже...
* * *
... Шамбалдыга хмыкнул:
- Вот так, понимаешь, работать надо. Пускай теперь побесятся как следует. Врубите ему на полную катушку, бабоньки. А он-то вас отблагодарит! Вот Дубыга, упаси Сатана его от Царствия Небесного, никак не мог понять, отчего народишко, то есть здешние реликтовые, больше всего входит в минус? Все он думал, что тут прелюбодейство и пьянство - главные соблазны. На самом деле он потому и сидел все на первом уровне и во втором ранге, что не мог раскумекать, насколько в здешних местах больше грехов от денег. Ведь деньги - это тебе и пьянство, и разврат, и еще хрен знает чего. Но самое главное - даже любое деяние, которое, может, и чисто плюсовое, но ради корысти совершенное, - грех! Ведь учили вас?
- Дубыга говорил... - промямлил стажер.
- Вот посмотришь, на сколько у всех минуса прибудет, когда Котов с девками поутру баксами расплатится... А они возьмут, будь уверен. И баб мы по этим долларам на хороший минус вытянем, и грехотонны доставщики на них приличные сделают.
Просигналила ультрасвязь.
- Зуубар Култыга. Ну что, Шамбалдыга, врубился?
- Так точно, поправляю помаленьку. Сынок грамотный, чуть опыту маловато. Штатного не нашел еще?
- Да найдешь тут, уже на пятый уровень вышли. Все мнутся, всем своих жалко. И все по инстанциям вверх отсылают... Что, тебе объяснять надо?
- Понятно... А космос не провороните?
- Ты, товарищ дорогой, за свой участок не волнуйся. Прикрыли соседями, чуть-чуть понапряженнее, но держат. Ты знай держись здесь, на Светлом озере, а остальное у тебя на уме быть не должно...
- Это понятно, - согласился Шамбалдыга, - мы народ подневольный. Как прикажут, так и пашем. Только ежели что, так почему-то именно с нас джоули вычитают.
- Ворчун ты старый, - незлобиво заметил Култыга. - Никто с тебя джоули списывать не будет. Все. Конец связи.
Шамбалдыга крякнул и удовлетворенно сказал:
- Этот, понимаешь, Зуубар - мужик еще тот. Другой бы на моем месте плюнул на все, а Култыгу подводить жаль. Хрен с ним, подежурю с тобой, пока нормальной замены не будет. А нам надо сейчас Котова дообрабатывать. Давай-ка мы его тоже продублируем да запустим к Сутолокиной.
- А сущность? - испугался Тютюка. - Вдруг как с Дубыгой получится?
- Да на хрен там сущность нужна? - хмыкнул Шамбалдыга. - Пойдет как биоробот, полезет к Сутолокиной, а Валька Бубуева их и прищучит!
- Мы ее сейчас выводить будем?
- Нет, днем. Сейчас она шибко заряжена...
- Кто, Валька?
- Да нет, Сутолокина. Пусть наведенный плюс немного поубавится. Самое время будет...
* * *
... Август Октябревич Запузырин почувствовал во сне острую, хотя и малую нужду. За окном бушевала гроза, в стекла барабанил крупный дождь, тускло желтевший сквозь ветви деревьев садовый светильник отбрасывал на стены комнаты мятущиеся тени ветвей. "Неужели погода испортится? - с легкой надеждой подумал Запузырин, влезая в шлепанцы. - Неплохо бы. Не так обидно целыми днями в городе сидеть". Запахнув халат, Август Октябревич направился туда, где его ждало успокоение. Путь пролегал мимо комнаты Тани, но Запузырин был настолько сильно озабочен, что даже не прислушался к легким шумам, долетавшим из-за двери. Зато на обратном пути он услышал эти шумы, а также приглушенные голоса...
- Мистер Котов... - ворковал Танин голос. - Ты красивая, злая и неутомимая горилла.
- Нет, он - шимпанзе, - возразил точно такой же голос, что произвело на Запузырина несколько странное впечатление: его удивило, что Таня разговаривает, возражая сама себе. Наконец до него дошло и, надо сказать, сильно возмутило, что Котов, перейдя всякие границы приличия, занялся любовью с единственным порядочным человеком в этом доме - его, Запузырина, племянницей. Если бы не было той совсем недавней ночи, когда Котов учинил страшную расправу с людьми Мурата и самим Муратом, то Запузырин не колебался бы ни секунды. Он вызвал бы своих экс-дзержинцев, и те, в лучшем случае, отделали бы наглеца до полусмерти, влили бы ему в глотку пол-литра водки - не пожалели бы для такого случая! - после чего отвезли на шоссе и бросили в кювет. В худшем - а мог быть и такой - незваный гость растворился бы так, как это планировал Запузырин.
Но Август Октябревич уже знал, с кем имеет дело. Он хорошо запомнил, что сказал Котов: "Вы продали душу дьяволу, так и знайте..." Это было именно то объяснение, которое не решался выдвинуть неверующий Запузырин, вспоминая ужасную ночь, размазанного по стене Мурата и сплющенную машину. Дьявол!
Август Октябревич прошаркал шлепанцами в свою комнату и закрыл дверь звукоизолирующей шторой. Он не хотел слышать ничего. Забравшись в постель, заснуть, однако, не мог.
Запузырина терзал сверлящий, вибрирующий в душе и теле страх. Неистовый и непонятный. Это был не какой-нибудь мелкий страшок, а Страх с большой буквы. Запузырин знал: один берет - ему можно дать, и все будет путем; другой не берет, но у него есть за кормой что-нибудь пахучее и грязное; третий совсем чистенький, но он смертен и боится попасть в автокатастрофу, выпасть из окна собственного дома, отравиться грибками; четвертый мог быть совсем бесстрашным, но очень любит жену, детей или тещу. Он знал, как обезопасить себя от этих земных, живых, едящих, пьющих и так далее людей. Атеизм до сего времени, несмотря на регулярные посещения церкви и шестизначные пожертвования, отстегивавшиеся на "храмы Божьи", у Запузырина еще не улетучился. В существование Бога он не верил и очень не хотел убедиться в обратном. Правда, Август Октябревич подстраховывался. Вся его благотворительность до некоторой степени служила не только делу сокрытия доходов от налоговой инспекции, но была и страховым полисом на случай, если атеистическое чутье все-таки обманывает.
Конечно, даже после гибели Мурата и К° Запузырин уверял себя, что Котов - это просто феномен, экстрасенс, суперкаратист, йог, а все, что Август Октябревич видел своими глазами, есть вполне материалистически объяснимые вещи. Но чем упорнее Запузырин об этом думал, чем настойчивее внедрял в свое сознание эту рациональную идею, тем сильнее становился Страх в его подсознании.
... Продал душу! Это означало, что все эти благотворительные дела, все сотни тысяч теперь ничего не значат, ничем не помогут. Конечно, пятьдесят два - еще не старость, порох в пороховницах у Запузырина еще был. Лет двадцать пять - тридцать на этом свете у него оставалось, а может, и больше. Но если раньше Августу Октябревичу смерть представлялась страшной прежде всего потому, что могла сопровождаться болью, муками, медленным угасанием и в конце концов полной утратой всех доступных и привычных радостей жизни, то теперь страшила иным. Тем, что она вовсе не смерть, не конец всему, не тьма и тишина, а нечто иное, неведомое и страшное. Сковородки, кипящие котлы, еще что-то, геенна, кажется... Последняя представлялась Запузырину то каким-то чудовищем вроде собаки с огнедышащей головой (видимо, от созвучия слову "гиена"), то чудовищным лавовым озером, кипящим и клокочущим, как яблочное повидло в тазу. И там, в этом озере, Запузырин видел себя погруженным по шею рядом с иными грешниками, орущими благим и самым обычным матом, от вечной боли и досады, что не могут даже сгореть дотла и прекратить свои муки. И полная, абсолютная беззащитность! Ничего нельзя противопоставить: ни молодцов с автоматами, ни кучи денег, ни цистерны коньяка, ни легионы шлюх, ничего! Можно убежать в другую страну, перебраться за океан, можно даже попробовать улететь в космос, но от неизбежного часа не уйдешь и там. О, как бы хотел Запузырин обрести новую веру в историческую правоту марксизма-ленинизма! Как было бы хорошо и просто, если бы там, впереди, за Гранью, не оказалось ничего! Ни рая, ни ада, ни чистилища. А еще лучше, если бы оказалось правдой переселение душ. Например, в будущей жизни можно было перевоплотиться в какую-нибудь птичку, зверька, желательно долгоживущего, несъедобного и не очень вредного. Или в какого-нибудь другого человека - в какую-нибудь бабу, красивую и глупую жену миллионера, вроде, допустим, Марианны из фильма "Богатые тоже плачут"...