К этому-то великому человеку и следовало обращаться незадачливым жильцам, оказавшимся перед запертой по собственной оплошности дверью. Осведомившись о документах и получив обычный ответ: «Да в квартире все документы остались», Пётр Петрович, не отвлекаясь на чтение морали пострадавшим, быстро снисходил к их несчастьям и немедленно вызывал к себе своего верного слесаря Гогоберидзе, человека с такими чёрными и густыми волосами, что, как прилежно он ни брился с утра, нижняя половина его лица всегда была синеватой, а к вечеру уже становилась почти чёрной от вылезших за день бороды и усов.

— Гамлет Вахтангович, — грустно, но энергично приказывал Петухов, — кто там у нас в пятнадцатом доме нынче дворником? Настасья Филипповна? Ай, как славно, помилуй бог! Так ты сходи, дорогуша, живо с товарищем к ней, пусть подтвердит личность. И вскрой вторую. Да смотри, голубь, аккуратненько, чтобы потом косяк не менять. Ну, ты сам знаешь. Акт составь, как положено, и возвращайся, есть ещё работа, ангел мой. Есть ещё работа.

Обсудив создавшуюся ситуацию, пенсионеры решили разделиться: Максим Максимович Португальский быстро, чтобы не попадаться на глаза подозрительным пионерам, прошмыгнул через двор и, как был в домашних клетчатых шлёпанцах и тренировочных штанах, направился через Брынский проспект к ЖЭКу.

Марат же Маратович Голландский, арбатовский охотник на сома, готовый как к труду, так и к обороне, остался до поры в подъезде, следя из-за открытой по-летнему двери за передвижениями потенциального противника и готовясь в любой момент пуститься в погоню. На груди его бинокль висел. Восьмикратный, между прочим. В военторге купленный, на улице Матроса Коваля.

XLI

Двадцать седьмого августа Наташа Семёнова всё на свете проспала.

Наверное, всё же сказались вчерашние блуждания по Бабаевым пещерам, потому что не услышала Наташа жестяных трелей похожего на консервную банку, вставшую зачем-то на дыбы, зелёного будильника. На другой бок повернулась она в постели, когда звонил ей в дверь Юра Красицкий, прибежавший в одиннадцать из штаба.

Укрылась Наташа одеялом с головой и спряталась подальше от солнечного света и тогда, когда затрезвонил в полдень телефон: а ведь это звонила Таня Петрушкина из автомата на углу улиц Чернышевского и Кольцова — звонила, чтобы сообщить важные новости.

Вот что именно проспала Наташа:

Во-первых, Таня и Юра, удивившись до невозможности опередившему их в Штабе Стасику, подождали немного Семёнову, но не добудились её. В одиннадцать часов десять минут Петрушкина и Левченко решили всё же ознакомить Красицкого с кандидатурой нового подозреваемого. Хотя без Наташи, предложившей предыдущую версию, это делать было как-то неловко, но дело не терпело отлагательств, и Стасик кратко изложил историю загадочного исчезновения соседа Миши и подозрительного поведения пишущей машинки в сто седьмой квартире. Чтобы окончательно убедить Юру, Таня быстро пересказала свой новый менделеевский сон, подтверждающий подозрения Стасика Левченко:

— Как будто мы с Юркой бежим по улице, а от нас этот шпион убегает. И всюду какие-то записки оставляет, для других шпионов. Но бежит так, что мы всё время на одной стороне, а он — на другой, и только мы перебежим, как все записки уже исчезли, а он — опять там. И тут вдруг бабушка кричит: «Таня, Таня!» И я вижу — прямо на нас трамвай едет, я Юрку оттолкнула из-под колёс, а тут Стасик меня за руку схватил и в другую сторону потащил. И тоже вытащил.

Во-вторых, около половины двенадцатого из двери второго подъезда вышел сегодняшний подозреваемый. Шёл как ни в чём не бывало и сумку, набитую шпионскими документами, придерживал рукой, чтоб не стучала по боку. То ли Таня не совсем точно запомнила, то ли сегодня шпион решил выйти на свой преступный промысел раньше обычного, но вновь перед оповцами встал нелёгкий выбор: преследовать злодея немедленно или ждать Наташу. Решили рискнуть, оставить записку с тайным словом и отправиться вслед за бородатым соседом.

В-третьих, если бы Наташа Семёнова проснулась хотя бы в это время или чуть-чуть позже, она бы увидела из окна, как к Штабу подбегает странный, готовый к труду и обороне широколицый старик с биноклем, в пижамных штанах, майке и резиновых зелёных вьетнамских тапочках на босу ногу, как он с несвойственной готовым к разным вещам старикам шустростью прилаживает приставную лестницу к трансформаторной будке, как находит и читает затем адресованную ей записку, извлечённую из секретного места (там опять было написано: «Наживка!»), как затем спускается из Штаба на землю и бежит, несмотря на свой достаточно необычный наряд, на улицу вслед за оповцами, как будто опасаясь не поспеть куда-то.

В-четвёртых, Наташа могла бы вскоре увидеть, как другой старик, похожий на небольшого и чем-то очень озабоченного чёрного жука, заходит в первый подъезд пятнадцатого дома в сопровождении слесаря Гогоберидзе и отличника труда дворника Настасьи Филипповны Козловой, как потом выбегает он из подъезда и растерянно озирается кругом, сопровождаемый взглядом жёлтой бабушки с третьего этажа. Поглядев в подзорную трубу, Наташа могла бы даже разглядеть, как этот встревоженный старик мелькает в лестничных окнах разных этажей, как будто ища кого-то или чего-то.

В-пятых… много могла бы ещё увидеть и услышать Наташа до половины первого дня, когда она проснулась наконец, села на кровати, покрутила головой, поглядела на ходики, равнодушно мотающие туда-сюда своим маятником, на уставший от напрасного звона будильник, похожий на консервную банку, вспомнила всё и воскликнула:

— Ой, мамочки, я всё на свете проспала!

XLII

Шпион строго сказал себе, выходя из дому: на сегодня никаких дел. Прогулка, недальняя и необременительная. Короткий сон после обеда. Может быть, какая-нибудь игра. Но ещё слишком сильно было вчерашнее напряжение, оно не отпускало, несмотря на принятое решение.

Погода была хорошая, ещё летняя. Шпион потянул носом воздух: с рынка, что ли, так пахнет? Что там, дыни?

Шпион любил дыни, и до рынка было недалеко.

«Ну и славненько, — подумал он. — Вот и занятие для выходного дня. Прогуляюсь, как человек. Побалуюсь дынькой. Как говорит Хозяин, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не здесь».

XLIII

Подозрительно бородатый молодой человек, которого оповцы, не сговариваясь, стали с утра именовать просто «Бородой», как и вчерашний шпион-лилипут, направился прямёхонько к остановке третьего трамвая. Это не застало оповцев врасплох: на этот раз подозреваемый сел во второй вагон, туда же поместились и сыщики, предусмотрительно проскользнувшие в переднюю дверь. Таня и Стасик уселись на обтянутое чем-то синтетическим, коричневым и скользким двойное сиденье, положившись на Юру, который сел через проход так, чтобы наблюдать за отражением опасного соседа в стекле, которым была отгорожена от пассажиров кабина водителя.