— Вы уверены, что этот рыжеволосый джентльмен занимается только театром и не имеет отношения к газетам?
— Откуда ж мне знать? — пожала плечами старуха. — Когда он бывал здесь, у нас, говорил, что собирает истории о призраках, чтобы поставить их на сцене. Книги он, ясное дело, тоже пишет. Написал уже две, да только читать их никто не хотел. Как я поняла, он надеется, что сейчас, после того как лондонский мясник навел на всех страху, люди накинутся на истории о монстрах-убийцах, как на горячие пирожки. Здесь, у нас, в Уитби, он хотел поближе познакомиться с повадками привидений и духов.
Я попрощалась с хозяйкой и покинула осиротевший дом старого китобоя. В мыслях у меня царил полный сумбур. Поручение, которое мне предстояло выполнить по просьбе Люси, было мне отнюдь не по душе. Разумеется, я понимала, что моя подруга вправе сама определять собственное будущее, и все же мне вовсе не хотелось становиться пособницей ее падения и своими руками толкать ее в объятия Морриса Квинса. В том, что этот человек, вдоволь натешившись с Люси, бросит ее на произвол судьбы, я не сомневалась. Люси ожидала печальная участь Лиззи Корнуэлл, и я ничего не могла тут поделать. В том, что моя ослепленная страстью подруга глуха к доводам разума, я уже убедилась. Мне оставалось лишь выполнить ее просьбу и отойти в сторону.
Отыскав дом, где располагалась студия Морриса Квинса, я позвонила в дверной колокольчик. Дверь мне открыла пожилая женщина в белоснежном чепчике, из-под которого выбивались завитки седых волос.
— Скажите, здесь живет мистер Моррис Квинс, художник из Америки? — вежливо осведомилась я.
Женщина разглядывала меня с откровенной подозрительностью. Несомненно, она много раз видела в квартире Морриса Люси и теперь приняла меня за его новую пассию.
— Вы опоздали, — проронила она, и в глазах ее мелькнули злорадные огоньки.
— То есть как опоздала, сударыня? — спросила я, по-прежнему источая любезность.
— Вчера он уехал. Быстренько собрал свои вещи и был таков. Сказал, что возвращается домой, в Америку. В результате в разгар сезона у меня пустуют комнаты, а искать новых жильцов уже поздно.
Известие привело меня в шок, и, полагаю, это отразилось на моем лице.
— Вижу, вы тоже удивлены, — усмехнулась хозяйка. — Должна сказать, вы не единственная молодая леди, навещавшая мистера Квинса. Но, на мой вкус, из всех его знакомых вы самая хорошенькая, если только это послужит вам утешением. Последняя его подружка была тощей, как бродячая кошка. Правда, судя по всему, и темперамент у нее был такой же бурный. Смешно было смотреть, как она вешается ему на шею.
Я с содроганием догадалась, что речь идет о Люси.
— Скажите, он ничего не оставил для мисс Вестенра? Скажем, записки со своим адресом? Или, может быть, просил что-нибудь передать на словах?
— Он ничего не оставил, кроме засаленных простыней, грязи на полу и пары пустых холстов, — отрезала хозяйка и захлопнула дверь перед моим носом.
Начался моросящий дождь, но я не спешила домой, где мне предстояло передать убийственную новость Люси, которая, возможно, еще спала под действием успокоительного лекарства. Теперь, в конце лета, темнело довольно рано, к тому же огромная свинцовая туча, по форме напоминающая утюг, закрыла солнце, ускорив наступление сумерек. В прохладном воздухе чувствовалось приближение осени.
С тяжелым сердцем я поднялась по ступенькам, ведущим к церковному кладбищу. Дождь усиливался, так что мне пришлось поднять капюшон накидки и раскрыть зонтик. Мисс Хэдли подарила мне этот зонтик на двадцать первый день рождения. Она знала, что я обожаю цветы, и потому выбрала зонтик, на куполе которого были изображены длинные зеленые стебли, усыпанные фиолетовыми колокольчиками.
— В самую скверную погоду этот зонтик поднимет тебе настроение, — сказала мисс Хэдли, вручая мне подарок.
Подобно всем сиротам, я была подвержена приступам меланхолии, к которым моя наставница относилась с неизменным сочувствием.
Я вошла в кладбищенские ворота и двинулась по тропинке меж надгробий, рассчитывая отыскать могилу старого китобоя. Однако дождь припустил еще сильнее, и мне пришлось оставить свои попытки. Подобно дождевым струям, из глаз моих хлынули невольные слезы. Мысль о том, что все хорошее в этой жизни неизбежно кончается, разрывала мне сердце. Люси была так счастлива в объятиях своего любовника. Она ни на минуту не усомнилась ни в нем, ни в его любви. Я тоже верила в любовь Джонатана и в наше счастливое будущее. Понурив голову, я побрела к скамье, на которой старый китобой рассказывал мне свои истории.
Если Моррис Квинс бросил Люси, это отнюдь не означает, что Джонатан бросит меня, твердила я себе, пытаясь обрести душевное равновесие. Однако перед мысленным моим взором упорно стояла печальная картина: я возвращаюсь в школу, в свою маленькую комнату, и не нахожу там ни единого письма.
Но, может быть, если Джонатан бросит меня, я всего лишь получу по заслугам? Разве девушка, уступившая зову призрачного соблазнителя, достойна стать супругой респектабельного джентльмена? Разве наслаждение, которое я чувствовала в объятиях своего таинственного преследователя, не свидетельствует о порочности моей натуры? Правда, я сама не знаю, во сне или наяву испытала это наслаждение. Впрочем, какая разница. Даже если это сон, такие сны пристало видеть развратным женщинам, а не истинным леди.
Прислушиваясь к мерному стуку дождевых струй по куполу зонтика, я смотрела на огромного грифа, парившего над берегом, невзирая на непогоду. Птица, широко раскинув гигантские крылья, кружилась в небе над моей головой, поднимаясь то выше, то ниже. Я наблюдала за ней как зачарованная. Быть может, своим зорким взглядом гриф высмотрел поблизости добычу, какое-нибудь маленькое животное, и теперь примеривался, как лучше схватить его когтями. Но, вероятно, добыча ускользнула, потому что хищная птица, совершив последний круг, растаяла в небесах.
Я подошла к самому обрыву, откуда открывался эффектный вид — гавань, пирс, красные черепичные крыши городских домов, изрезанная линия скалистого берега. Разбитый бурей корабль, «Валькирия», с опустошенными трюмами и спущенными парусами, по-прежнему лежал на песке. Согласно сообщениям газет, загадочная смерть капитана до сих пор оставалась нераскрытой. Сотрудники береговой охраны, обнаружившие тело, сообщили, что кто-то привязал капитана к штурвалу. Предположение о том, что капитан сделал это сам, дабы не позволить волнам и ветру сбросить себя в море, они отмели как совершенно невероятное. Бывалые моряки тоже утверждали, что человек не способен связать собственные руки такими сложными узлами. После соответствующего осмотра коронер графства пришел к выводу, что причиной смерти капитана послужила рана на шее. Все это подталкивало к единственно возможному, но неправдоподобному выводу: некий злоумышленник привязал капитана к штурвалу, перерезал ему горло и спрыгнул за борт, в бушующее море. Местные жители в один голос утверждали — не сомневаюсь, будь старый китобой жив, он присоединился бы к их хору, — что все это происки матросов, давным-давно утонувших у берегов Уитби.