В конце долгого дня Клеопатре страшно хотелось спать, и она полагала, что уснет быстро, невзирая на дневные мучения. Она заявила, что предпочла бы провести ночь на борту своей барки вместе со свитой, но жрица объяснила: ночь в усыпальнице Исиды, где богиня может ниспослать царице вещие сны, — самая важная часть строгого ритуала очищения. Жрица молча препроводила Клеопатру в маленькую комнатку, на полу которой был расстелен матрас. В изножье постели стояла статуя Владычицы Исиды. Клеопатра бросила один лишь взгляд на наскоро устроенное ложе и сразу затосковала по своей просторной кровати с периной, набитой гусиным пухом. Чуть заметно кивнув царице, жрица вышла и закрыла дверь, оставив Клеопатру одну в темноте.
«Ничто не должно отвлекать меня от богини», — подумала Клеопатра, укладываясь. Если не считать беспокойства о том, что кто-нибудь из египетских жрецов может прокрасться сюда и убить ее во сне, избавив их по крайней мере от одного Птолемея. Клеопатра пыталась прогнать эти зловещие мысли, но, как только она устроилась поудобнее, у нее начало зудеть тело от прикосновений грубой льняной сорочки. Девушка решила не обращать внимания, но каждый раз, когда она уже была готова погрузиться в сон, то комки в матрасе, то колючее ночное одеяние, то мысль об уязвимости ее политического положения вновь заставляли ее пробудиться. Она знала, как мягок бывает египетский хлопок и как нежно может касаться тела ровно сотканное льняное полотно. Зачем же они заставили ее спать в этом кошмарном облачении?
Страстно желая сна, но зная, что он к ней все равно не придет, Клеопатра встала и медленно, беззвучно приоткрыла дверь. Она понимала: малейший скрип в этой глухой тишине разбудит жриц, спящих в своих комнатушках. Босиком она подошла к алтарю богини; комната все еще была освещена факелами, таинственно мерцающими в недвижном воздухе. Клеопатра взяла с алтаря свечу и решила осмотреть более старые части святилища, где она еще не побывала. Пройдя по узкому коридору и чувствуя под босыми ногами холодные каменные плиты, она выскользнула в какой-то зал, полный теней. Поднеся свечу к стене, девушка встретила убийственный взгляд двух свирепых глаз. Она отскочила назад, и свеча озарила остальные части картины, нарисованной на каменной стене. Женская фигура, подобно призраку, парила над головами сотен тонущих мужчин, которые отчаянно раскачивались на волнах, тщетно надеясь уйти от нависшего над ними ужаса в женском обличье.
Высокая тень появилась на фреске перед Клеопатрой. Девушка испустила слабый крик, но не смогла заставить себя обернуться.
— Госпожа Клеопатра? — раздался неодобрительный голос.
Клеопатра все-таки повернулась и увидела молодую жрицу, которая смотрела на нее, сложив руки на груди.
— Разве ты не можешь заснуть в отсутствие своей свиты? Сожалею, что причинила тебе такое неудобство.
Официальный тон жрицы скрывал любой намек на сарказм, но Клеопатра подметила эту непочтительность и удивилась: как такая молодая женщина осмеливается обращаться к царице подобным образом.
— Божественная владычица не позволила мне уснуть, — ответила Клеопатра со сдержанной небрежностью. — Возможно, она желает вдохновить мой бодрствующий разум, а не мои сны. Я хотела бы задать тебе несколько вопросов об этом храме. Как тебя зовут?
— Я Реджедет, названная в честь славной царицы, произведшей на свет троих близнецов-царей.
Бритая голова Реджедет блеснула в свете свечи, когда жрица отвесила снисходительный поклон. Днем, в парике из тщательно завитых черных кудрей, она казалась старше и выглядела очень красивой. Теперь, когда волосы не затеняли лоб и щеки жрицы, грубые черты ее лица, широкий нос, треугольные скулы и брови, подобные черным стрелам, напомнили Клеопатре о Мохаме. Жрица была не так высока, как погибшая подруга Клеопатры, однако благодаря широким плечам и золотисто-коричневому загару выглядела достаточно внушительной.
— Эти фрески удивительно прекрасны, — продолжала Клеопатра, гадая, не наделена ли эта жрица заодно и некоторыми душевными качествами Мохамы. — Что означают эти картины?
— Они были перевезены по воде из храмов древнего города Амарна. Его давным-давно поглотила пустыня. Это — изображения цариц, которые правили Двумя Царствами Египта. Как и ты, они служили богине и потому увековечены в ее святилище.
— А кто эта яростная? — поинтересовалась Клеопатра, снова вглядываясь в свирепые глаза женщины, нарисованной на стене.
— Это прекрасная царица Нитокрис, жена фараона, которого убили предатели. Царица велела построить подземный пиршественный зал и пригласила убийц на празднество. Потом она открыла секретные шлюзы и позволила водам Нила затопить весь зал.
Голова Нитокрис была гордо вскинута, глаза расширены и горели безумием и радостью отмщения — древняя царица вечно любовалась на то, как ее враги погибают в нахлынувших водах.
Клеопатра прошла дальше в темную залу, ее свеча озарила другие глаза — черные, спокойные, непреклонные.
— Это великая Нефертити, которая правила как фараон, — сказала Реджедет.
На челе Нефертити красовался урей — корона в форме кобры, знак ее власти; казалось, кобра готова вонзить во врага ядовитые зубы. Нефертити была нарисована с обнаженной грудью и с кривым ножом в руке. Она держала за волосы мужчину, готовясь обезглавить его.
— На этой картине изображена ее жизнь после смерти ее божественного супруга фараона, когда она сделалась самовластным царем.
— Когда она была самовластным царем?
Клеопатра остановилась. Египетская царица не могла править одна, без соправителя-мужчины. Именно поэтому ей, Клеопатре, как и всем ее прародительницам, придется выйти замуж за собственного брата.
— Почему ты называешь царицу царем, Реджедет?
Жрица насмешливо смотрела на Клеопатру, словно дивясь ее невежеству.
— Когда госпожа, что изображена на этой стене, правила Двумя Царствами, в Египте не было царя. Царь умер. Она должна была стать царем. Египту нужен царь. Египту нужен фараон, — многозначительно повторила она.
Клеопатра подивилась логике египтян, надеясь, что голод и изнеможение не лишили ее способности владеть египетским языком. У многих народов царица может управлять государством, но только в Египте царица может быть царем. Неужели в некоторых областях этой странной земли ее станут называть «царь Клеопатра»?
Не говоря ни слова, Реджедет пошла прочь, оставив Клеопатру в одиночестве. Царица бегом бросилась за ней по узкому коридору, рискуя оцарапать локти о влажный камень стен, и наконец догнала жрицу в комнате, тесной, словно гробница.
Реджедет опустилась на пол, поднося свечу к поблекшей росписи под ногами. Клеопатра отошла в сторону, чтобы увидеть всю картину в целом. Богиня-корова Хатхор кормила грудью фараона, который впитывал вместе с ее молоком божественную силу; на них смотрели богиня-гриф Нехбет и богиня-кобра Буто. У фараона была длинная борода, а его голову венчала двойная красно-белая корона — корона Двух Царств.