И действительно – вряд ли Мардук находил время совокупляться со своей земной невестой. Чаще всего его заменял верховный жрец – если, конечно, он не был слишком уж стар и немощен. Ведь мужское семя непременно должно было излиться в лоно женщины – иначе год для всей страны выдался бы неурожайным. Иногда же роль Мардука исполнял сам царь, который отнюдь не считал эту обязанность неприятной.
Часто бывало так, что божья невеста приходилась владыке Вавилонии по душе, и тогда он забирал ее в женскую часть своего дворца. А иногда она становилась любовницей верховного жреца, и он с удовольствием развлекался с ней в огромном храме, полном укромных уголков. Если рождался ребенок, то считалось, что Мардук проявил таким образом свою благосклонность и повелел сделать мальчика служителем в своем святилище.
…Девушка то замирала в уголке высокой комнаты, то боязливо подходила к двери на террасу, то приближалась к красивому столу и жадно смотрела на чашу с водой. Девушке было очень жарко, от страха у нее вспотели ладони и по спине, умащенной благовониями, стекали горячие струйки пота. Она хотела пить, но не знала, можно ли зачерпнуть воды из сосуда, предназначенного для бога.
– Чего тебе? – коротко спросил ее один из тех двоих жрецов, что по-прежнему оставались на террасе. Они не подходили к ее краю и могли не опасаться, что народ снизу заметит, как вольно ведут они себя в храме – жуют, потягивают вино, смеются… – Так чего тебе? – уже громче повторил он, когда девушка в очередной раз выглянула из комнаты.
– Пить… – прошелестела она, стесняясь своей наготы.
Жрец понимающе кивнул и снисходительно улыбнулся:
– У тебя же там есть вода.
– Но разве она не для… не для моего повелителя?
– Пей, – разрешил жрец. – Мы еще нальем. И повторяй слова. – Он глянул на небо и озабоченно нахмурился: – Вот-вот появится звезда Иштар.
Девушка испуганно ойкнула и скрылась, а жрец крикнул ей вслед:
– Не забудь: ты должна быть ласкова с богом, иначе он разгневается! Если ты поддашься страху и окажешься неловкой, наш господин Мардук покарает тебя.
И жрец с улыбкой переглянулся со своим сотоварищем. Они не ждали нынче Мардука. Сегодня сюда должен был пожаловать сам Навуходоносор, который сначала немного помедлит, дабы дать время богу решить, являться ли ему к смертной, а потом охотно овладеет этой робкой красавицей.
…Девушка знала, как ей следует встречать своего супруга. Заметив на пороге высокого, облаченного в пурпур человека, она тут же простерлась ниц, приветствуя его. Ее длинные волосы разметались по полу, и выглядела она так соблазнительно, что у царя приятно заныли чресла. Затем девственница поднялась и подошла к нему. Ее губы шевелились, произнося священную песнь любви, а руки ласкали мужское тело. Вот что говорила невеста Мардука:
Муж, моим сердцем любимый, —
Хороша твоя краса и сладостна как мед.
Покорил меня ты, пред тобой пусть трепещу я —
Муж, да отведешь ты меня на ложе.
Муж, дай окажу тебе я ласку,
Мои ласки могучие сладостней меда.
Девушка была прекрасно обучена науке любви, и потому уже очень скоро твердая плоть вошла в ее нетронутое лоно. «Священный бодрствующий», тот самый жрец, что недавно беседовал с невестой бога, внимательно прислушивался к доносившимся из брачных покоев звукам, а однажды даже подкрался на цыпочках и заглянул внутрь. Когда он понял, что таинство свершилось, он шагнул к самому краю террасы и семь раз воздел руки к небу. Это было знаком для толпы, собравшейся у подножья храма. Тут же поднялся невероятный шум: люди поздравляли друг друга с тем, что бог вновь даровал Вавилону урожайный год, а его женщинам – плодовитость. После этого горожане предались веселью и буйствовали до самого утра.
Вот как чествовал Вавилон ту девственницу, на которую пал выбор бога Мардука. Она была очень молода, и ее тело только-только начало приобретать женственные изгибы, а груди – полнеть и наливаться. Жители Двуречья плохо разбирались в анатомии и сильно опасались злых демонов, которые почти наверняка обитали во влажной и теплой темноте девственного лона. Именно поэтому девственность почти всегда приносилась в дар богам. Едва лишь дочери достигали половой зрелости, как отцы отводили их в храм и просили жрецов, облаченных тайной силой, лишить девочек невинности. Таким образом жрец отводил опасность от будущего мужа, который мог смело ступать по проторенной другим дороге.
Насколько пугали древних запечатанные девичьи лона, можно судить вот по этим стихам:
Четыре вещи недоступны моему пониманию.
Четырех вещей я не знаю:
Путь орла в небесах,
Путь змеи по камням,
Путь корабля в открытом море,
Путь, по которому идет мужчина в теле девушки.
Итак, сначала были жрецы или божества, которые лишали девственниц невинности; с появлением же христианства их место заняли другие. Воин, ставший господином, потому что проявил чудеса храбрости (или хитрости), получал так называемое «право первой ночи» – право рисковать собой, овладевая своей юной рабыней. Но время шло, и тяжкая обязанность древних превратилась в приятную привилегию. Многие средневековые властители пользовались «правом первой ночи» только в том случае, если речь шла о настоящей красавице. Женихи, разумеется, бывали недовольны, но их или запугивали, или щедро награждали.
Однако далеко не всем древним богам везло так, как вавилонскому Мардуку, которому дарили великолепную свадебную ночь. К примеру, суровая Ассирия вовсе не баловала своего бога Набна в тот день месяца иджиар, когда ему предстояло свидание со жрицей. Никаких оргий, никакой девственницы, с готовностью утолявшей любое желание божества или же того, кто его замещает. Ни один смертный – даже царь! – не смел представлять бога на земле. Только золотое изваяние, украшенное эмалью, появлялось в покоях жрицы, которая на другой же день провожала бога, спешившего обратно на небо.
«В этот день в городе Ниневия освящали постель жрицы, и бог приходил к ней в опочивальню. Назавтра он возвращался к себе, в свои небесные чертоги…» На земле, к сожалению, он успевал сделать очень мало.
Освятив свою постель и поднеся божеству положенные богатые дары, жрица брала мягкую камышинку и почтительно смазывала ноги изваяния душистым маслом. Потом она трижды приближалась к постели и трижды смачивала этим же маслом и ее. Затем женщина кланялась богу, целовала его ноги и какое-то время – совсем недолго! – сидела рядом со статуей.
Очень скоро появлялись жрецы. Они приносили богу жертву, сжигая благоуханный кусок дерева. Потом они размешивали пепел в вине и выпивали его. После этого для новобрачных устраивалось пиршество. Длинные столы покрывались нарядными скатертями, и за них усаживали золотые и серебряные изваяния богов – самых сердитых и злобных из всего ассирийского пантеона. Жрецы, выказывая всевозможные знаки почтения, прислуживали этим безмолвным гостям. Заканчивалась же «ночь страсти» всеобщей молитвой за царя и просьбами к богам даровать победу его оружию.