– Не поможет, Дим. Он очень своего шефа боится.
– Нет, Лех, он не трус. И не дурак.
По правде говоря, весь наш план строился на том, что этот Чижик и есть самый настоящий дурак. И трус к тому же.
Мы услышали вздох, потом шаги, которые затихли, по нашим предположениям, где-то в районе рулевой рубки. Но вот шаги послышались снова. Замерли возле люка. Крышка его приподнялась.
– Эй, пацаны, - раздался шепот. - Как вы там, бедолаги? - Голос у Чижа был такой участливый. С такими сочувствующими нотками, что мы, может быть, и расплакались бы. Если бы не зажимали рты, чтобы не рассмеяться. - Держите-ка, хлопцы.
В щели появился полиэтиленовый пакет на веревочке. На другой веревочке поползла вниз пластиковая бутылка с минералкой. В пакете мы с радостью обнаружили хлеб и две здоровенные сардельки.
– А мы отказываемся принимать пищу, - гордо заявил Алешка.
– Мы голодовку объявляем, - гордо добавил и я. - Вас мировая общественность осудит.
– Погодите объявлять, - торопливо проговорил Чижик. - Чего-нибудь придумаем. Вы кушайте, кушайте! А сами притворяйтесь. Будто вы голодные и несчастные.
На то, что его мировая общественность осудит, ему наверняка было глубоко наплевать. Его самый обычный суд пугает. Даже без общественности.
– Ладно, - примирительно прошептал Алешка. - Не будем голодовку объявлять.
– Да, - сказал и я, - мы покушаем. А вам ваша доброта зачтется при вынесении приговора суда.
Мне показалось, что Чиж икнул. Или он так сильно вздрогнул?
– Не боись, хлопцы. Что-нибудь придумаем. Вызволит вас Чиж из беды. А фамилия моя - Чижевский. Запомните. Может, пригодится.
Вот так вот! Правильно сказал!
День склонялся к вечеру. Но не совсем еще склонился, когда на палубе снова загремели шаги. И прозвучала команда:
– Выводи пацанву! К шефу их! На дружескую беседу! - И злорадный хохот.
Чиж распахнул люк и, строго крикнув: «Выходи!», подмигнул нам, когда мы поднялись на палубу.
Мы с Алешкой имели вид мрачный и удрученный. А когда садист Злобин начал демонстративно наливать в высокий бокал пузырящуюся воду, мы жадно следили за ней и облизывали губы.
– Будем пить, дети мои? - издевательски проговорил злобный Попугай. - Будем говорить - будем пить.
– А что говорить-то? - ответил я на правах старшего. - Мы все сказали. На эту дурацкую базу набрели случайно. - Я говорил, а Злобин смаковал холодную воду маленькими глотками. - Никому о ней не рассказывали. А колодец… Кто его знает… Заметили один раз, что в нем вдруг стало меньше воды. Ну и к слову пришлось…
– В монастырь лазили? - острые глаза попугая прямо-таки впились в нас. А его попугайский клюв прямо-таки нацелился мне в лоб.
Я сделал вид, что немного смутился. Лешка подыграл - переступил с ноги на ногу и виновато вздохнул.
– Ну?
– Хотели, конечно. Но не получилось. Там вся стена в колючках.
– Ну-ну… Я сейчас отправляюсь по делам. Кое-что проверю. - Тут у него в голове что-то, видимо, щелкнуло. - Я очень откровенный и честный человек. - Врет или заблуждается, подумалось мне. Наверное, все-таки второе. Наверное, даже самый последний негодяй и тот считает себя хорошим человеком. - Я от вас не скрою, что в городской милиции у меня есть свои люди. Так вот я проверю через них - не прибегали ли с доносом два пацана: маленький и средний. Не боитесь?
Мы помотали как можно убедительнее головами, а сами, конечно, немного струхнули. А что если тот уволенный лейтенант и есть тот самый его «свой человек»?
– Я пить хочу, - сказал Алешка.
– Потерпишь. Человек без воды, знаешь, сколько может прожить?
– Смотря какой человек, - вздохнул Алешка.
Злобин рассмеялся.
– Идите, думайте, страдайте от жажды. Завтра утром поговорим. А сегодня вечером вас отвезут в такое место, где вам станет не только голодно, но и очень страшно.
– В милицию? - с надеждой спросил я.
Злобин опять захохотал.
– А вот увидишь… Чиж, в трюм их! И готовься к отплытию. - И вдруг опять он словно бы что-то вспомнил и спросил меня: - Да, а как ты тогда на катер попал? Где прятался?
Я пожал плечами.
– Нигде не прятался. Я на воздушном шаре пролетал мимо.
– Его Крякутин подвез, - пояснил и Алешка.
Лицо у Злобина еще больше стало попугайным («Попка - дурак!»).
– Ну, ну, дети мои… - только и сказал он.
– Вот восторжествует справедливость, - сказал Алешка, когда мы заняли свои «пассажирские» места в трюме, - я тогда посажу этого Попугая в клетку и не дам ему пить три дня. И кормить буду не зернышками, а древесными жуками. Пускай клюет. - И от души выругался: - Зараза!
– Эй! - вдруг заорал где-то на воле Злобин. - А что там за мужик с вами лохматый живет? Мент, что ли?
Я подмигнул Алешке. Он кивнул - понял, что нельзя подставлять Арчила, - и заорал:
– Ботаник!
– Чего?
– Ученый такой, - доходчиво пояснил Алешка. - Травки всякие на скалах собирает и в бумажках сушит.
– В каких бумажках? - не дошло до Попугая.
Алешка и это объяснил:
– В туалетных.
Тут послышался шум мощного мотора, и по разговорам наверху мы поняли, что за Попугаем прибыл катер. Скатертью дорога!
ТОЛЬКО НАС И ВИДЕЛИ!
– Слушай, Дим, - Алешка придвинулся ко мне. - А давай лучше захватим этот катер! Покидаем их всех в воду. А которые обратно полезут - веслом по башке. Здорово придумал?
– Давай, - согласился я. - Только в другой раз. Ладно?
– Это ты как старший решил? - надулся Алешка. Мало ему приключений.
Опять на палубе суета, топот, ругань. Заработал мотор. Катер отошел от берега.
Совсем стемнело. По крайней мере у нас, в трюме. Что же наш Чижик медлит? Неужели мы в нем ошиблись?
Не ошиблись!
– Пойду пацанов проверю, - услышали мы его голос. - А то шеф шкуру спустит.
Люк распахнулся. Мелькнул в его обрезе светлый кусочек неба и тут же исчез, заслоненный массивной фигурой Чижа. За пазухой у него был пакет с едой, а в правой руке керосиновый фонарь.
– Чтоб не скучно вам было, - пояснил он. - А то мне вас жалко.
Он спустился по трапу, присел на бочонок, а на другой поставил и зажег фонарь.
– Покушайте, тут котлетки. Хорошие котлетки. Сам жарил. Простыли уже, конечно, но все равно вкусные. Ешьте на здоровье.