— Ну так, — мама насторожилась, ожидая вопрос с подвохом. Или неожиданный вывод.
— Значит, мам, вот этот, на ноге, тоже указательный. И чего им указывают? И как? Ни разу не видел.
— Ложился бы ты спать, — вздохнула мама.
— Не знаешь, эх ты! А я знаю. Мне одна девчонка в классе объяснила.
— Девочка, — поправила мама.
Алешка подумал. И не согласился:
— Все-таки девчонка. Вот Ленка Стрельцова… — Это давняя Алешкина любовь, с первого класса. — Вот Ленка — девочка.
— Не отвлекайся, — сказала мама. Ей стало интересно, куда, зачем и как указывает пальцем ноги девчонка из его класса.
— Она сказала: если у тебя указательный палец на ноге немного длиннее большого, значит, когда ты женишься, то будешь главой семьи. А если большой длиннее, то твоя жена будет главой семьи.
— Глупость какая, — сказала мама. Тут же разулась и стала разглядывать свои указательные пальцы на ногах. — Глупость какая. Они у меня одинаковые.
Алешку это ничуть не смутило.
— Нужно срочно позвонить папе в Париж. Пусть он быстренько разуется и сообщит тебе, кто у нас глава семьи.
Глупость какая! Представляю себе. Папа сидит среди больших начальников Интерпола на совещании, потом вдруг срочно разувается, снимает носки и начинает сравнивать свои пальцы. «Что с вами, полковник Оболенский? — тревожно спросит какой-нибудь иностранный генерал. — Вас кто-то укусил?»
Мама рассмеялась. Но Алешка все так же задумчиво изучал свои ноги.
— Чем пальцы пересчитывать, — сказала мама, — лучше бы ноги помыл.
— Они у меня чистые, — безмятежно отозвался Алешка.
— Они у тебя серые.
— Это не грязь. Это загар.
Но я-то уже понял, в чем дело. Алешка над чем-то глубоко задумался. У него всегда так: когда его что-то сильно заинтересует или встревожит, он начинает болтать всякую ерунду. А в это время в глубине его хитрой балбешки идет интенсивная работа. Эта болтовня для него, как скрипка для Шерлока Холмса.
И я не ошибся. Когда мама ушла в свою комнату, Алешка взял рукописи нашего героического прадеда и углубился в их изучение.
Листы были старые, пожелтевшие от времени. Чернила, которыми они были написаны, выцвели до бледно-серого цвета. Тогда ведь писали чернилами. Их наливали в чернильницу и тыкали в нее ручкой с пером. Не то что сейчас — пиши шариком, пока чернила не кончатся. Тогда два слова напишут и снова перо в чернильницу макают. А то и кляксу посадят, на полстраницы. Поэтому и писали в старое время так хорошо — макая перо, обдумывали каждое слово. Чернила с годами выцветали, но мысли не старели.
Я взял у Алешки несколько прочитанных страниц. Действительно, это была сказка о какой-то далекой стране, на которую напали жестокие завоеватели. Сказка как сказка, ничего особенного. А вот Лешка впился своими глазами в страницы так, будто там было написано, как сделать весь мир добрым и счастливым.
Я повалился на свою раскладушку и скоро заснул. А в глубокую ночь меня разбудил Алешка и сказал усталым голосом:
— Дим, я знаю, где надыбать денег для памятника нашему героическому деду. Завтра пойдем к Гремучей башне.
— К Гремячей, — машинально поправил я и провалился в гремучий… в дремучий сон.
Утром Алешка передумал. Это у него часто бывает. У него мысли очень быстро бегают. И обгоняют друг друга. А те, которые отстают, уже Алешку не интересуют.
— Дим, пойдем сначала в гости.
— К кому?
— К дяде Мифе. Музей его посмотрим. И про чего-нибудь у него спросим.
На Алешкином языке «чего-нибудь спросим» означает «чего-нибудь выпросим». Яйцо динозавра, например.
— Вы куда? — спросила мама.
— В гости.
— Вот и хорошо. — Маме это явно понравилось. — Пейте чай, а позавтракаете в гостях.
И мы, попив чая, пошли завтракать в гостях.
Дядя Мифа нам очень обрадовался. Мне даже показалось, что он забыл, кто мы такие, и принял нас как посетителей своего музея. Музей был очень интересный. И экспонатов в нем было много. Там всякое было. И ржавые гвозди времен Куликовской битвы, и катушка с нитками, которые напряла Василиса Прекрасная в гостях у Кощея Бессмертного, и уголек из пасти Змея Горыныча, и прутик из метлы Бабы-яги.
— А где ваш будущий дракон? — нетерпеливо спросил Алешка.
— Сначала чай, — сказал гостеприимный начальник музея. — Я такой чай завариваю!
— Я знаю, — сказал Алешка. — Из разрыв-травы и волшебного цветка папоротника. — Недаром он сказок во время ветрянки начитался.
— Ты умный мальчик, — похвалил его дядя Мифа. — Я хотел бы, чтобы у меня был такой внук.
— Да пожалуйста. — Алешка великодушно влез в его родство. — Только у меня уже полно и дедушек и бабушек. Одна зубная, а другая лошадиная.
— Не понял, — признался дядя Мифа.
— Одна зубы дергает, — объяснил Алешка, — а другая лошадей гоняет.
— Так твоя бабушка Анастасия Павловна, которая конезаводом командует?
— И Димина тоже. — Алешка все еще был великодушен.
— Она у вас героиня. — Дядя Мифа разливал свой волшебный чай по чашкам. Они у него все разные были — одни с трещинами, другие без ручек. — Настоящая героиня.
— У нас в семье все такие, — скромно сказал Алешка. — Все чего-нибудь совершают. А бабушка Настя чего совершила?
— Ну, во-первых, она возрождает коневодство. А во-вторых, у нее из-за этого есть какой-то враг. Однажды он поджег ее конюшню. И ваша бабушка, рискуя жизнью, спасала лошадей. Она сама чуть не сгорела. У нее сгорели все волосы. И пропали все зубы.
Так, с волосами мне ясно — недаром у бабушки такая короткая стрижка. А зубы тоже сгорели? Но дядя Мифа тут же объяснил.
— Там у нее была озорная двухлетка — то ли Зорька, то ли Поганка, не помню. Она очень испугалась пожара, и когда ваша бабушка Ася…
— При чем здесь какая-то Ася? — перебил его Алешка.
— При том! Мы ее так называем. Сокращенно от Насти.
— Сокращенно от Насти никакая Ася не получается, а получается Астя.
Дядя Мифа спорит не стал, а продолжил:
— И когда ваша бабушка А… Настя пыталась вывести Зорьку из денника, она, дура такая, ударила ее копытом в лицо. — Дядя Мифа перевел дыхание. — И выбила Асе все зубы. А я ее так любил.
— Зорьку? — спросил Алешка. — Или Поганку?
— Вашу бабушку!
Теперь и с белыми зубами стало понятно. У бабушки зубы искусственные — целая челюсть. Алешка это сразу ухватил. И со свойственным ему в эту минуту великодушием пообещал: