Тяжкие размышления «бизнесмена» прервал долгий и пронзительный гудок его машины во дворе. Грибков вскочил, выглянул в окно и бросился на улицу…
Какая наглость! В его шикарной машине, за рулем, сидел какой-то наглый пацаненок лет шести, вертел баранку, сигналил и фырчал изо всех сил, изображая гонку по «Формуле-1».
Грибков, ни слова не говоря, распахнул дверцу и, вытащив пацана за шиворот наружу, изловчился дать ему хорошего пинка.
Но не тот был пацан! Петюня ловко вывернулся, и Грибков изо всех сил вмазал ногой по крылу любимой машины. И взвыл так, будто сработала сигнализация.
Пока Грибков, держась руками за ногу, припрыгивал на месте и ругался, Петюня оказался за забором в полной безопасности. Догнать его этот толстый дядька, да еще на одной ноге, - и не мечтай.
Я же за время этой бурной драматической сцены успел пробраться в холл со своей сумкой и спрятаться под кровать, сунув предварительно под подушку ту самую жалобную «стоналку», которая срабатывала от тепла.
Первый этап операции был благополучно завершен. Правда, под кроватью было не очень комфортно и очень пыльно, но, как говорится, искусство требует жертв. Представление продолжается. Ужастик выходит на манеж.
Рассерженный и еще больше расстроенный, Грибков вернулся в дом, потер ушибленную ногу, погрозил в окошко кулаком и снова взялся за пивную банку. А что ему оставалось?
Он пил пиво и время от времени поглядывал во двор. Нахальный пацан удрал и больше не появлялся. Грибков немного успокоился, и мысли его приняли более оптимистичный оттенок. Ничего, дело еще можно поправить. Деньжат он зашиб много, аппаратура спрятана надежно. Пройдет время, все успокоится, он найдет новых специалистов по видеотехнике, хорошего переводчика и…
Тут его мысли прервал приближающийся раскат грома. Туча наползала неудержимо. Заглотила солнце, как Лиса Колобка. В холле немного потемнело. Что ж, гроза - это хорошая декорация для нашего представления…
Да, размышлял Грибков, все не так уж плохо, наладится со временем. А помещение, конечно, придется подыскать другое. Этот мрачный дом и ему действует на нервы. Что-то тут все-таки нечисто. Недаром, видно, висит на нем проклятие Громова. Где-то он теперь? Поговаривали, что давно слинял за рубеж…
Тут его мысли опять прервались. На этот раз звонким мальчишеским криком неподалеку. Совершенно глупым и бессмысленным. Но очень громким:
– Морковка, сэр!
И тут вдруг под кроватью, словно в ответ на этот крик, послышался шорох. Затем негромкая возня. Грибков обернулся и разинул рот. Пивная банка выпала из его дрогнувшей руки…
Из-под кровати вышел сказочный гном в остроконечной шляпе с полями, в зеленом камзоле с блестящими пуговицами и в бархатных штанах. Во рту у гнома лихо торчала незажженная сигарета. Будто он выбрался из своей сказки, чтобы прикурить у Грибкова.
Гномик невозмутимо отдал ошалевшему Грибкову честь, деловито промаршировал, мягко топая босыми ножками, через весь холл и исчез за дверью.
Не закрывая рта, Грибков потряс головой, а потом прошептал:
– Глюки! Насмотрелся ужастиков…
И схватился за новую банку пива, как оказавшийся за бортом в океане хватается за спасательный круг.
Но это ему не помогло. Едва он сделал несколько нервных жадных глотков… Едва затихло в его горле пивное бульканье… Едва пробежал по небу и исчез вдали раскат грома, как наступившую тишину нарушил жалобный стон. И из-под той же кровати выкатилась человеческая голова, улыбнулась ему и приветливо хлопнула глупыми глазами.
Грибков тоже улыбнулся, хлопнул глазами и сказал раздельно:
– Этого. Не может. Быть. - Помолчал и добавил: - Кыш!
– Ап! - раздалось в ответ. - Голос!
Распахнулось окно, и в нем, на фоне грозовой тучи, появилась собачья морда в соломенной шляпе, на которой сидел мордастый кот в великоватой ему бейсболке. Собака мяукнула, кот тявкнул.
Грибков взвыл. И бросился вон.
Вот и второй этап закончился успешно. А вместо аплодисментов послышалось хлопанье петушиных крыльев. Потому что начался третий этап. Третье отделение представления…
Выбежав во двор, творец и любитель ужастиков мечтал только об одном: скорее в машину - и подальше от этих лающих гномов и мяукающих голов.
Грибков рванул дверцу, а из машины, словно направленный взрыв, вылетел на него взбешенный петух Василий.
«Это было прошлым летом, в середине января…»
Грибков развернулся и, прикрывая затылок руками, помчался к калитке.
Раздался удар грома, и перед калиткой остановились две черные машины. Финальная сцена.
Из машин вышли деловитые и спокойные люди в штатском. И столько в них было уверенности и строгости, что даже петух Васька это понял. Он оставил свою жертву, победно прокукарекал и метнулся на всякий случай за угол дома, откуда наблюдал за дальнейшими событиями боковым взглядом.
Один из приехавших, видимо, старший опергруппы, спросил налетевшего на него в калитке Грибкова:
– Гражданин Грибков?
– Не-а, - улыбнулся Грибков. - Я маленький гномик. - И он показал двумя пальцами: - Вот такой, - и отдал честь.
– Симулирует сумасшествие, - понимающе кивнул другой оперативник.
– Там, - Грибков махнул дрожащей рукой за спину, - там - нечистая сила!
– И мертвые с косами стоят, - насмешливо подхватил оперативник.
– Стоят! - закивал головой бедный Грибков. - И голова под кроватью…
– Говорящая.
– Ага. Смеется. Подмигивает. А морда глупая.
Старший опергруппы обернулся к машине и крикнул:
– Семенов! Подойди-ка!
Судя по всему, Семенов был врач. Он вышел из машины с чемоданчиком и в белом халате. Подошел к Грибкову, взял его за руку, потрогал веки и сказал старшему:
– На симуляцию не похоже. Скорее всего - сильное нервное потрясение.
– Ужастиков насмотрелся, - уточнил незаметно подошедший Алешка.
– Очень возможно, - согласился доктор.
Я тем временем оттащил в сторонку свою сумку с «театральным реквизитом».
Доктор прямо на улице сделал Грибкову укол и сказал:
– Сейчас все будет в норме.
Тут из второй машины вышел еще один человек - наш прихрамывающий папа. Похоже, увидев нас с Алешкой, он сразу сообразил, что к чему, грозно глянул на нас и сказал:
– Живо домой. Сейчас гроза начнется.
И мы поняли по его глазам, что главная гроза нас ждет дома.
А туча уже закрыла полнеба и нависла над нашим дачным поселком, но все не решалась хлынуть дождем, а только гремела громом и сверкала молниями.