– Это мы еще посмотрим. Вот если он хорошо проявит себя на службе, тогда подумаем.
Кто ж у нас начальник милиции? Полковник или полковница?
– Не понравилась она мне, - сказал Алешка, когда мы шли домой. - Вредная тетка. Так и хотелось сунуть ей в банку этот палец.
Я подозрительно посмотрел на него:
– Ну-ка, покажи его. Где он?
– Да здесь, здесь, не бойся. - И он достал из кармана палец. - Я не успел. Да она со своих банок глаз не спускала.
Папа и мама шли впереди. Папа нес тяжелую сумку с продуктами, а мама шла с той стороны, где сумки не было. А когда папа менял руку, мама обходила его и опять шла подальше от сумки. Все еще побаивалась ее.
– Надо выручать участкового, - сказал я. - Помочь ему.
– А как? - с готовностью откликнулся Алешка.
– Что-нибудь такое подстроить, чтобы он отличился по службе. Помнишь, как в фильме «Старики-разбойники»?
– Точно! - обрадовался Алешка. - Надо что-нибудь понарошке украсть, очень ценное. А он найдет, мы ему ненароком подскажем…
– Ага, здорово придумал! Его наградят, а нас посадят! Если уж из-за этого крохотного мизинца столько шума поднялось, то уж тут полковница отыграется по полной программе.
– Что опять затеваете? - обернулся папа.
– Видеть их не могу, - сказала мама, не оборачиваясь.
Но я ей не поверил. И вообще это ненадолго. Я взял и нарочно кашлянул. Мама тут же обернулась:
– Перекупался? Простыл?
– Пальцем подавился, - хмыкнул папа.
– Чтобы сейчас же эту гадость отнесли на помойку! - сказала мама.
– На помойку нельзя, - опять улыбнулся папа, - не хватало нам обмороков на помойке.
– Мы их сожжем на костре, - пообещал Алешка. - А пепел развеем по белу свету.
А ДАВАЙ ЕГО НАПУГАЕМ!
Ну вот, - сказал Алешка, когда догорел вечерний костер, в пламени которого исчезли все ужасные «пугалки» из маминой хозяйственной сумки. - Ну вот, и закончилась история Мрачного дома.
Если бы папа знал - как он был не прав!
– Пап, - спросил я, - а чего теперь с ним будет? С домом.
– Не знаю, - папа пожал плечами. - Опять конфискуют по суду, и опять кто-нибудь его купит.
– Опять какой-нибудь жулик? - предположил я.
– Ну почему же обязательно жулик? - удивился папа. - Что ж, по-твоему, у нас нет честных людей?
– У честных людей, - сказал Алешка, - на такой дом денег не хватит.
– А если вернется первый его хозяин? - не отставал я. - Ему отдадут этот дом?
– Громов-то? - папа задумался. - Вряд ли он вернется. Хотя я слышал, что за границей у него дела не очень хорошо идут. Там воровать труднее.
– Ну да, - важно кивнул Алешка. - У нас ведь рыночный базар.
Папа улыбнулся и встал.
– Пошли-ка прогуляемся. Людей посмотрим, себя покажем.
– Пусть хоть умоются, - мама выглянула в окно. - А то люди их и не узнают.
И мы пошли по улицам нашего дачного поселка, беседуя о том о сем и с интересом заглядывая через заборы: у кого что растет, где какой колодец, в каком стиле построен дом и чем занимаются в этот час его обитатели.
Через некоторое время я заметил, что, как ни замысловат наш путь между всяких участков, основное его направление папа выдерживал строго - на Мрачный дом.
И что он там опять забыл? Мне этот дом уже порядком надоел. Ничего доброго никому от него нет, хотя я прекрасно понимал, что сам дом в этом не виноват, таким его делали люди. Ведь у одного человека и оружие в руках не опасно и никому не причиняет вреда, а у другого даже детский воздушный шарик может оказаться пакостником.
Мы незаметно оказались возле Мрачного дома, и мои философские размышления были вдруг прерваны появлением необычной фигуры. Это был довольно лохматый человек, в старой одежде и рваных ботинках. Я, конечно, с большим трудом узнал в нем нашего участкового. И в первую секунду мое сердце так и упало: я подумал, что полковница Анна Никитишна все-таки его уволила и он остался без средств к существованию.
А во вторую секунду я понял, что все не так просто. Потому что папа и участковый обменялись несколькими словами.
– Пломба на верхней двери сорвана, - тихо сказал участковый, похожий на типичного бомжа, который ищет, где бы ему переночевать.
– Я так и знал, - тоже тихо ответил папа. - Будь внимателен и осторожен.
И мы пошли дальше, словно эта встреча была совершенно случайной и никому из обеих сторон не нужной.
Расспрашивать папу мы не стали, по его глазам поняли, что он все равно ничего не скажет. Может быть, потом, когда будет можно. Мы к этому уже привыкли. Но выводы свои сделали и незаметно переглянулись.
– И не вздумайте, - сразу же среагировал папа. - К дому не подходить. Иначе без всяких разговоров - в Москву, под домашний арест.
– А мы и не собирались, - обиженно буркнул Алешка. - По глазам, что ли, видишь?
– По ушам, - серьезно уточнил папа. - Они у вас на макушке.
После такой интересной встречи и после такого серьезного предупреждения ничего другого не оставалось, как возобновить наши наблюдения за таинственным домом, который все никак не хотел успокоиться. И выдавал загадку за загадкой.
Зачем участковый, изменив внешность, бродит возле него? Кто сорвал пломбу с двери? Зачем? И почему папа это предвидел?
Отсидев положенное время за ужином и с родителями, в семейном кругу, мы, едва дождавшись темноты, послушно отправились на свой чердак и взялись за бинокль.
Один наблюдал, шепотом сообщая результаты наблюдения, другой слушал, спрашивал и готовился принять смену.
– Никого, - шептал Алешка. - Все пусто… Ага! Петюня появился, что-то несет. Не разберешь отсюда… Участковый бомж возник. Ходит вокруг забора. Курит. Зевает. Пошел двери проверять. Окошки толкает… Ушел за дом. Наверное, в овраге в засаду залег. Как бы не проспал.
Потом бинокль взял я. И мне повезло меньше. Петюня не появлялся. Участковый тоже затаился где-то. Пробежала собака. За ней еще одна. Молодежь прошла - наверное, с дискотеки возвращалась, из Белозерского.
Ну, этих можно было в ночной бинокль не рассматривать. Их, наверное, в Петербурге слышно.
В общем, первая ночь наблюдений никаких результатов не дала. Кроме того, что мы не выспались. И отчаянно зевали за завтраком.
– Что это вы? - спросила мама. - Не заболели?
– К дождю, наверное, - сказал Алешка.
– К снегу, скорее, - хитро улыбнулся папа. Похоже, он догадался о причине нашей сонливости.