Бывшего офицера приняли в дружный коллектив, и он стал старшим продавцом. Уважаемым человеком. Иникто уже не называл его Пеньком (даже если кому-нибудь очень хотелось).
Внешне он очень изменился, а внутри остался тем же: хапнуть чего-нибудь, да побольше. Но хапнуть долго не решался. Хотя и мог сделать это без особого труда - у него были все ключи от сейфов, куда он складывал драгоценности после окончания рабочего дня.
Но Пеньков не спешил, он прекрасно понимал, что подозрение падет в первую очередь на него самого. Значит, нужно кого-нибудь подставить, совсем постороннего человека. Итакой человек нашелся. Слесарь-сантехник. Он долго лазил по подвалам и все сокрушался - в каком аварийном состоянии находится система канализации. Но Пеньков его быстро раскусил. Ведь это был тот самый Лисовский, который зачем-то незаконно приобрел старый дом. А вот зачем - теперь ясно. И вместо того, чтобы предупредить дирекцию магазина и милицию, Пеньков вступил с Лисовским, как говорят юристы, в преступный сговор.
План Лисовского очень Пенькову глянулся. Правда, он попробовал внести в него свои коррективы. Вкакой-то степени тоже достаточно подлые.
–Я думаю, Лиса-Алиса, эту дырку надо сделать для отвода глаз. Пускай менты по ложному следу пойдут. Адобычу в старом сейфе сложим.
–В каком сейфе? - насторожился Лисовский.
–А вот в том, в рекламном. Который у нас в торговом зале стоит. Он ведь и не сейф, в натуре. Крысоловка. Аключи от него только у меня. Пока менты будут розыск вести, пускай добыча в сейфе отлежится. Как все успокоится, я ее вытащу, и мы честно поделимся. Годится?
–Не очень, - усмехнулся Лисовский. Он сразу понял, что замыслил Пеньков. - Мало ли что может случиться за это время? Вдруг твоему директору этот сейф понадобится? Вдруг пожар начнется? Или с тобой что-нибудь произойдет. Нет, рисковать не будем. Сложим все в чемоданы, я накануне билеты на поезд возьму. Впоезде и поделимся. По-честному, - и он опять усмехнулся.
–Ну зря, сейф надежный. Стенки двойные, между ними мелкий песок засыпан - ему никакой пожар не страшен. Хоть сам в нем прячься.
И вот этими словами Пеньков натолкнул Лисовского еще на одну мысль. Тоже подлую.
Господин Вась-Вась
Сказать, что я просто прибалдел, - это неправда. А правда то, что я здорово струхнул. Вот, значит, с кем мы боремся! Настоящая банда. И, видно, здорово вооруженная, если они запросто разбрасывают снаряженные патронами автоматные рожки. И первое, что я спросил спотыкающимся языком, было:
– А что ж вы, бабушка, эту штуковину в милицию не сдали?
Она махнула ладошкой:
– Она меня не любит, я ведь ее все время ругаю. Заявления на нее пишу. Принеси я такую страсть - враз меня же и посодят. Ты уж сам снеси, ладно?
– Снесу, - не очень уверенно пообещал я. - А у вас пакетика нет?
– Кулек потиленный сгодится?
– Сгодится. - И я аккуратненько уложил в пакет магазин, взяв его за ребрышки двумя пальцами, чтобы не смазать возможные отпечатки. И не оставить свои.
Остальное время дежурства я провел как-то странно - машинально наблюдая в окошко и одновременно пытаясь объяснить необъяснимое, собрать в единое целое разные факты. Будто разбитую чашку. Но все у меня как-то не склеивалось.
"Дело-то как было, - вспоминал я рассказ бабушки Нади, - а дело было так. Значит, собрались Зайцевы в отъезд, я на крыльцо вышла, попрощалась с ними. Они грустные были и тревожные. Торопились очень, будто за ними гнались. И только они скрылись, к станции пошли, из ихнего дома выходит длинный такой, в шляпе, а за ним еще один, наоборот - коренастый. Приличный такой на вид, ничего не скажу. Меня-то они не видели, я за своим углом вместе с Зинкой схоронилась, где мне все-все слышно. Вот длинный и говорит: "Вот это зайцу в сумку, а это - зайчихе. Не перепутай. А потом проводнику стукни". И сует ему два свертка - один подлиньше, а другой - вовсе будто кулек с яблоками. Ничего я с этих слов не поняла, но проводника жалко стало. Что же его-то стукать? Ну, энтот, коренастый, шасть в калитку, сумкой зацепился за вертушку, стал сумку отцеплять, ругается. Тут уж Зинка моя не стерпела, да от меня и вырвалась. Да как пошла на него галопом. Да как под зад его саданет! Он за калитку так и вылетел. А я и гляжу - из свертка что-то упало. Вот эта самая штуковина".
Думал я, думал - так ничего и не надумал. Сидел у окошка, как дед-пенсионер, попивал чаек и без всякого интереса смотрел на дом Зайцевых. Вот вылез из конуры наш знакомый ротвейлер. Вот вышел из дома худосочный Кислов и поставил перед ним миску с едой. Вот нахальная ворона стала таскать из миски лакомые, на ее взгляд, кусочки. Вот запорхали в воздухе холодные снежинки. Они падали все быстрее, их становилось все больше. Они оседали на деревьях, на крыше дома и собачьей будки, покрывали пушистым влажным слоем лежащий на земле ковер из листьев. Все кругом подернулось белесой мглой. Как-то затуманилось. Как и вся эта загадочная история. Которая стала мне надоедать. А точнее - утомлять.
За окном все шустрее падал снег. Бабушка Надя подкладывала в печку дрова. Меня охватила приятная истома. Я подпер тяжелую голову ладонями…
Но проснулся я вовремя. Словно что-то шибко толкнуло меня в бок.
Как выяснилось - бабушка Надя.
– Приехал, - шепнула она. - Не прогляди.
Прямо напротив ее окон остановилась старенькая чихающая иномарка. Из нее вышел высокий худой джентльмен в шляпе. Он запер машину и, оглядевшись, зашагал к дому Зайцевых. На крыльце он постучал ногами, сбивая с ботинок липкий снег, еще раз оглянулся и скрылся за дверью.
– Вот он и купил энтот дом, - снова шепотом доложила мне бабушка Надя. - А после и собаку завел. Злющая! Но Зинку боится.
И некоторых собак тоже, подумал я, с радостью различив в конце улицы до боли знакомую маленькую решительную фигурку. Эта фигурка приближалась в ярком свете фар какой-то машины, которая остановилась в дальнем конце улицы.
Я от души поблагодарил бабушку Надю за приют и ласку, пообещал, что передам ее находку в надежные руки, и выскочил на улицу.
– Что нового? - деловито спросил Алешка. - Какие улики?
Я начал докладывать не с самого главного.
– Хозяин приехал, - шепнул я и кивнул на иномарку.
– На этом драндулете? - уточнил Алешка. - А зачем?
– Он мне не докладывал, - съязвил я.
На что Алешка совершенно не обратил внимания.
– А ты сам, конечно, догадаться не мог? - ответил он. И, показывая на четкие отпечатки подошв, спросил: - Это его следы? Так… - Алешка присел на корточки, пристально осмотрел следы, даже потрогал пальцем рубчики на свежем снегу. Нахмурился, задумался. Артист. - Так… И что вам говорят эти следы, Ватсон?