– Жаль, – заметил Денис, в той же позе приподнимаясь на руках.
– Ну а что там о Есипове и Кенесбаеве? – неожиданно серьезно спросил Борис Игоревич.
Денис ухитрился пожать плечами и только после этого вернулся в позу лотоса.
– Есипов хороший, только потерянный какой-то… без стержня. А Кенесбаеву, по-моему, самому очень не нравится, что тут творится, просто правила игры такие, а других он не знает.
– В точку, – кивнул отец и сел на постель сына. – Хватит корячиться, серьезный же разговор… А кто самый неприятный?
– У меня возле стола все кости срослись от неподвижности, – Денис все-таки сел нормально. – Самый неприятный директор школы. И мне у него учиться, бр-р-р! – мальчишка передернул плечами. – Как его к детям-то допустили?! Он же алкаш.
– Это ты – дитя? – удивился Борис Игоревич. Задумался. – А вообще ты прав. С этого все и начинается… Ну а кроме него?
– Шульце, – сказал Денис и положил отцу на плечо руку. – Ты смотри, па. Такой зарежет запросто. Даже сам. Пырнет заточкой и прическу свою проверит – не растрепалась ли.
– И это верно… – Борис Игоревич потрепал сына по волосам, и Денис, прижмурившись, почти замурлыкал. – Вижу, что точно дитя, – заметил Третьяков-старший, вставая. – Ладно. Всем спать. Отбой.
– Отбой, – вздохнул Денис.
…И – честное слово – засыпая, опять испытал то же ощущение, что вчера.
Кто-то следил за его комнатой из-за ограды дома.
На следующее утро за завтраком Борис Игоревич заговорил о доме. Точнее – о его украшении.
– Окна надо резными панелями обшить, на крышу конек нормальный… – начал перечислять отец.
Денис кивал, активно жуя яичницу. С его точки зрения, дом без резьбы выглядел неполноценным, ну а выполнить ее мог любой нормальный русский. Учеными давно было доказано, что национальная резьба делалась веками не просто так – она позволяла аккумулировать творческую энергию биополей, соединять усилия больших масс людей, противостояла воздействию энтропии и ее накоплению. Наиболее свирепые сторонники этой идеи вообще считали, что мир прошлого погиб из-за отказа от «начертательной традиции». Семья Третьяковых к таким ортодоксам не относилась, но с резьбой было привычней и она радовала глаз. Кроме того, это опять была как бы «имперская заявка». Денис ничего не имел против того, чтобы заняться этим – только найти материал, желательно – дуб.
– Еще флагшток поставлю, – пообещал он. – Первым делом. Ну, а флаг ты поднимешь.
Поднимать флаг было привилегией старшего мужчины в семье. И – иногда, за особые заслуги – других ее членов мужского пола.
– О черт! – Третьяков-старший хлопнул себя по лбу. – Кухарка! Сегодня утром договорился, а теперь не успею, дела… о черт…
– Я приму, – важно ответил Денис.
Валерия Вадимовна фыркнула и шлепнула ему на тарелку остатки яичницы:
– Это чтоб не надорвался от приема.
Вообще-то Денис не собирался надрываться. Сразу после завтрака он включил – открыв окно в мезонине – погромче диск, подаренный Славкой, нашел в подсобке хорошую лопату и отправился копать яму под флагшток.
Земля оказалась влажная и легко резалась, как свежий сыр. Денис копал, посвистывал и поражался – ну соседи-то где?! В любом месте Империи уже пришли бы и слева, и справа, и напротив, и с другого конца улицы. Новые же люди приехали!
Он уже заканчивал копать, когда ощутил, что на него смотрят – и, быстро вскинув голову, буквально уцепил глазами не успевшего спрятаться мальчишку лет семи-восьми, смотревшего на Дениса через увитую хмелем ограду от соседей справа. Увидев, что Денис смотрит на него, мальчишка пискнул, рванулся обратно – и… Денис усмехнулся: произошла ожидаемая вещь, уши застряли.
Мальчишка пару раз дернулся и сделал единственно верный шаг – зажмурил глаза, обмяк и притворился частью пейзажа. Денис, усмехнувшись, пошел к нему. Как дважды два было ясно, что пацан сейчас ждет одного: отрубят ему голову лопатой – или придумают что-то пострашнее?
Подойдя, Денис присел на корточки и взял мальчишку за голову. Тот пискнул обморочно, отчаянно трепыхнулся и… сел на пятую точку по свою сторону забора (Денис прижал ему уши и протолкнул обратно). Мальчишка схватился за уши и почти изумленно нашел их на месте. Почти обиженно посмотрел на Дениса.
Сосед был одет вполне прилично и ничуть не напоминал тех ужасных заморышей, которых Третьяков-младший видел при въезде в рабочих кварталах. Правда, мордаха у мелкого была грязная, но в грязи четко определялся сок каких-то ягод пополам с пылью.
– Слушай, – сказал Денис, садясь на корточки по свою сторону ограды. – Не знаешь, где мне шест добыть? Палку такую высокую, под крышу высотой. Прямую и ровную. А?
Видимо, злобные людоеды не должны задавать таких вопросов. Мальчишка мигнул светло-карими, мокрыми от недавнего ужаса глазами («Он правда меня испугался», – удивленно подумал Денис) и тихо спросил:
– А зачем тебе палка?
– Флаг повесить, – кивнул Денис за спину. – Я хотел в магазины идти. Но я же не знаю пока, где тут что… Может, у вас есть? По-соседски.
Но разговору не суждено было иметь продолжения. От дома буквально подлетела молодая женщина в синем халате. И с видом героини, уносящей ребенка из пасти льва, подхватила мальчишку и утащила (тот гнусно заревел и задергался) в дом, крикнув через плечо:
– Тут вам не Империя! Приехали! Быдло безродное! – и поспешно хлопнула дверью.
Ох как взвился Денис!!! Ему показалось, что в лицо сунули факел, руки сами сжались в кулаки. Мальчишка вскочил с корточек распрямившейся стальной пружиной, гневно, как вражеский форт, смерил взглядом соседский дом. И уже был готов выкрикнуть что-нибудь оглушительное, как оплеуха нахалу, но…
…но вместо этого вдруг рассмеялся.
Во-первых, бранилась женщина. Значит – существо, не склонное думать над сказанным. Во-вторых, в брани не было ни слова правды. Значит, она оскорбляла сказавшего, а не того, кому сказали. Мужчину за такие слова стоило проучить, и, если кто получит за сказанное вот так – говорят, что «тебя отхлестал твой же язык». А женщину…
Покачивая головой, Денис вернулся к дому и, сунув ноги в сандалеты, натянул безрукавку.
Надо было идти искать шест.
…Кроме длинного пластикового шеста Денис купил велосипед.
Местный, незнакомой марки «Ветерок». У Дениса раньше был «Суоми», но уже год как мальчишка им не пользовался, так уж вышло. А незадолго перед отъездом отдал какому-то мальчишке с Юго-Востока, когда услышал через третий рот, что тот ищет велик. А тут – почему нет? «Харлей», как у Славки, все равно не светит… Велосипед оказался красивым, изящным и дешевым, даже странно. Правда, очень крикливо раскрашенным – Денис решил, что дома выкрасит его «правильно». В смысле – в темно-синий цвет Петрограда с «имперскими» полосками на раме. А пока и так сойдет.