— Параллельное задание? — поинтересовался Тимка. Дергачев замахнулся на него:
— Иди ты!.. Спать.
Игорю всегда очень нравились дни рождения. Нет, не потому, что подарки, поздравления и всякие там блага и послабления, как обычно полагалось в лицее. Просто каждый такой день приближал его — мальчишку — ко взрослой, такой заманчивой и интересной жизни.
Но шестнадцатилетие — это нечто особенное. Это она и есть — взрослая жизнь. Полное со-вер-шен-но-ле-тие! Что тут еще скажешь? Поэтому в поздравлениях сквозила белая зависть, а Игорь ощущал себя неясно и неудобно — ведь это они, его друзья, организовали праздник ему, Игорю, и не где-нибудь, а в только что открытом молодежном центре Прибоя!
В отдельном зальчике на столе между блюдами и бутылками лежали многочисленные поздравления, а на небольшом столике — подарки, в числе которых Игорь разглядел несколько предметов: во-первых — головную повязку, как у Борьки, расшитую и с перьями у висков (от Катьки); во-вторых — украшенные бисером и золотыми накладками ножны к «полевке» (подарок Женьки); в третьих — книгу, изданную пионерским отрядом: станицы с ироничным названием "Наши скромные герои", и большую картину Лизки, посвященную экспедиции к Третьему Меридиану. Но и остальные подарки были ого-го, причем львиная доля их была не то что от плохо знакомых людей — от людей, фамилии которых вообще ничего не говорили Игорю при первое рассмотрении! Лишь напрягшись, Игорь вспоминал то картографические экспедиции, то бои за Фелькишер Ланд, то недавнее переселение…
Вошедшему в зальчик Игорю устроили овацию. По крайней мере, так сказала Клотти, на что Игорь заметил, усаживаясь, что «овация» переводе с латыни — "забрасывание яйцами". Яйцами в него бросать не стали, но хоровое "слава, слава!" в исполнении друзей приобрело мощь и торжественность национального гимна. Игорь дирижировал вилкой, умело скрывая смущение — еще ни разу в жизни его не чествовали так шумно и весело. Может быть, потому что ни разу в жизни он не сидел в компании, которой командовал, с которой делал общее большое дело, делил опасности и радости последние восемь земных или шестнадцать здешних месяцев?..
Не было Тимки, и Игорь на миг взгрустнул. Где он? И… живой ли вообше? Но грусть оказалась недолгой, потому что Зигфрид добрался наконец до гитары и запел, обращаясь главным образом к потолку:
— Как из славного района Забайкальского,
Из того-то лицея Селенжинского
К нам приперся млад-Игорь-Муромцев.
Игорь Муромцев
Вячеславович…
— Игорь вытаращил глаза и уставился на Зигфрида, который продолжал велеречиво плести нечто в дико звучавшем в устах германца старорусском стиле, но очень складно. "Игорь Муромцев Вячеславович" поворачивал вспять горные лавины, спущенные на мирные селения яшгайанами, вызволял из иррузайской неволи неких «девиц-красавиц» и устраивал им счастье с "витязями верными из дружинушки хороброй", летал под облаками "выше сокола могучего", отпирал реки, запруженные злым колдовством и сокрушал "поединщиков-нахвальщиков", которых высылали против него злые силы. Когда песня закончилась, Игорь только и смог развести руками и, внезапно ощутив сильный голод, навалиться на копченый окорок, притащенный Борькой. Но друзья не унимались, и Игорю пришлось со вздохом отодвинуть тарелку, потому что невозможно же жевать, когда все поют старую песню, сложенную еще в начале XX века от Р.Х, скаутами тогдашней Империи:
— Будь готов, разведчик, к делу честному —
Трудный путь лежит перед тобой…
Когда все подхватывали припев "будь готов, будь готов!", Игорь вспомнил, что именно этой старой песней озвучили зимой снятый пионерами Озерного фильм "Мы на Сумерле надолго". Игорь его смотрел. Что странно — в этих самоделковых лентах, где иногда пропадало стерео, было какое-то очарование, из-за чего зачастую они смотрелись интересней профессиональных работ. Один из друзей-приятелей Игоря по лицею собирал такие ленты — в его коллекции хранились аж черно-белые фильмы, снятые в 30-у годах все того же XX века, с живыми актерами, моноплоскостные и с отвратительным звуком, которому не могла помочь никакая очистка. Но лицеисты смотрели эти ленты с увлечением, пытаясь поймать за хвостик что-то, чудившееся им в старинных кадрах — и ускользавшее. А сейчас Игорь, похоже, понял — время. Вот что — время ускользало. Мысль, что все, запечатленное на носителях — было. Это не выдумка художественной ленты, а жизнь. Мальчишки и девчонки на экранах школьных "Финистов+", где крутили записи, были живые, на стоящие. Они давным-давно выросли и умерли, выросли и погибли или даже не успели вырасти, но все они существовали.
Игорь подумал, что несколько раз ведь тоже попадал на запись — тут, на Сумерле. Выходит, и он него тоже что-то останется. Даже если он вообще больше ничего не сделает в жизни.
— Эй! — в лоб ему попал шарик из салфетки. Степка смеялся, обнимая Клотти. — Какого черта ты задумался — на своем-то дне рождения?! Отставить!
— Есть отставить, — улыбнулся Игорь. — Эй, погодите, хватит жрать, слушайте! Тост! — он поднялся, держа в руке бокал с вином. — Тост, я сказал! 3а…
— Разрешите? — в зальчик всунулся офицер-связист, на него уставились удивленно. — Муромцев, Игорь Вячеславович здесь?
— Это я, — Игорь поднялся, обведя взглядом друзей. — Чем обязан?
— Его Светлость генерал-губернатор Сумерлы Сергей Константинович Довженко-Змай поздравляет вас, сударь, с совершеннолетием и передает оформленные документы, — в руке офицера оказался пакет, он улыбнулся, протягивая его Игори и — добавил: — Поздравляю вас и от себя лично. Честь имею.
Он козырнул и исчез так же внезапно, как и появился. Игорь удивленно посмотрел на конверт с гербом Геральдической Палаты, приложил палец к контрольной печати и достал из конверта… в самом деле — карточку совершеннолетнего. Все, что нужно, по полной программе. Тут же оказалось — совершенно неожиданно — письмо от Василия Дмитриевича, из Верного.
— Смотрите, как меня, ценят, — Игорь всем продемонстрировал карточку и гордо оглядел своих. — Держись, малышня… Кстати, вы в этом году школу заканчиваете, думаете, что будете делать?
— Ой, думаем… — пригорюнился Борька. — Но не сейчас, а? — под общий смех добавил он…
…Веселье шло своим чередом. А Игорю, как иногда бывает посреди праздника, вдруг стало грустно. И он почувствовал себя каким-то лишним.
Игорь тихо выбрался из-за стола и, улыбнувшись в ответ на вопросительный взгляд Степки, вышел наружу.
В центре было довольно многолюдно, но Игоря словно специально ноги занесли в нижнюю галерею. На одной ее стороне были двери пионерских служб губернии — закрытые. Другая стена — прозрачная. За нею в вечернем полумраке открывался вид на залив и падал медленный снег. Наверное, последний в этом году.
Звук шагов заставил его обернуться. В конце коридора появился мальчишка, отряхивавший о колено рысью шапку. Его меховую куртку украшали знаки различия заместителя начальника штаба — и эмблема, Игорю неизвестная: черный на фоне алого солнца силуэт фургона, выше — золотые буквы «ЗЕМЛЕПРОХОДЦЫ». Парень был огненно-рыж, синеглаз, бледнокож и веснушчат. "Финн," — определил Игорь и не ошибся, потому что мальчишка, все еще колотя шапку о колено, поинтересовался: