Не остаться одному | Страница: 45

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

И грудь пронзит клинок…

Но мести вскинут знамя

Все те, кто выжить смог!

Вперед, северяне!

Древняя песня

Сэнди Кларик не успел уйти из своего лагеря.

Давненько я не видел такого. Расслабился. Очевидно, урса напали под утро и сразу прорвались за частокол – иначе не объяснить было того, что возле обугленных, но не разваленных стен из мощных бревен в два обхвата не было следов боя, зато внутри, среди разрушенных шалашей, они имелись отчетливо.

Во всяком случае, люди Сэнди не сдались просто так.

Пепелища уже остыли. Бой был дня три, а то и четыре назад, над трупами, разбросанными тут и там, уже крепко поработали звери, а то, что уцелело, начало разлагаться. Андрей, успевший порыскать в окрестностях лагеря вместе с Йенсом, Фергюсом и Димкой, сообщил, что урса ушли на юг.

– Земля обетованная, ее мать… – уныло сказал Олег, не стесняясь девчонок. – Приплыли.

– Ну, ничего другого мы и не ожидали встретить, – справедливости ради заметил я. Потом добавил после недолгого молчания: – Надо похоронить, что осталось.

Никто особого энтузиазма не проявил, но и спорить не стал…

…Если честно, меня Америка немного разочаровала. Совершенно не понимаю почему. Кругом был густющий красивый лес, только-только начавший кое-где светиться осенними цветами, а в остальном – зеленый и веселый. Наверное, я подсознательно ожидал чего-нибудь «иного». А если подумать – чего? Та Америка, о которой я подумал, создана ее людьми. А их здесь – хрен да малина, и им не до прокладки дорог через весь континент…

Надо было держать точно на юго-запад, чтобы до настоящих холодов перевалить Аппалачские горы и зазимовать на их западных склонах. Потом – Великие Американские Равнины и Кордильеры… Впереди были месяцы и месяцы пути – и странно, но мысль о них порождала не ожидание тяжестей и бед, а странно-зовущее чувство, похожее на далекий, еле слышный звук трубы…

«Дорога растворила меня в себе», – вспомнил я слова, прочитанные в дневнике Лотара (я иногда доставал его и перечитывал местами или рассматривал рисунки). Да, это, кажется, так… Если представить себе ситуацию: я вернулся домой, все как-то утряслось – не знаю, как, да и неважно – я ведь не смогу там жить. Спокойно – не смогу. Неинтересно мне будет. Скучно…

«Зато тут сплошное веселье, – не без иронии подумал я, не переставая внимательно вглядываться в лесные заросли, однообразно-красивые, мимо которых мы шли; именно в этом однообразии могла таиться опасность. – Надо у Вадима спросить, как он думает – похоже это на книжки про Зверобоя?.. Хотя – у Вадима я ничего не спрошу. Я его вообще долго не увижу. Или не увижу вообще».

– Пора на ночлег устраиваться, – подошел ко мне Раде, шагавший в головном дозоре. – Там Мило с Видовом хорошую полянку нашли…

– Ну если уж полянку… – вздохнул я, поворачиваясь к Йенсу. – Фергюс с Димкой не подошли? – Они ушли – точнее, свернули – на охоту и пока что не появлялись.

– Подойдут, – со спокойным оптимизмом откликнулся немец…

…Полянка, найденная сербами, в самом деле оказалась что надо. Ручеек протекал неподалеку, и скоро запылал костер, в центр которого победоносно водрузили здоровенный, похожий на осьминога, смолистый пень – так, что готовить оказалось возможно лишь с краю, подальше от свистящего пламени. Я умиротворенно наблюдал за всем этим, не принимая в разбивке лагеря никакого участия, поэтому первым «засек» Фергюса и Димку. Они тащили оленя и вещмешок, набитый чем-то так, что горловина не затягивалась.

– О, – заметила Линде, – мы думали, что вас покрадали индейцы.

– Украли, – добродушно заметил Димка, одновременно сбрасывая с левого плеча свою часть жерди для переноски оленя, а с правого – вещмешок, из которого раскатились бурые, в комочках приставшей земли, клубни в полкулака размером.

– Ёлки-моталки! – завопил Басс. – Картошка!

– Жаль, Лидка не попробует, она мечтала, – заметил я и невольно громко сглотнул, вызвав общий смех, – рот наполнился слюной. – Ну что? Пюре не сделаем, так хоть испечем! Ленка, доставай соль!

– «Ленка, доставай соль»! – заворчала Власенкова, раздергивая горловину вещмешка. – Ленка, доставай сахар, доставай кофе, доставай то да се… А о зимовке, между прочим, одна Ленка, похоже, и думает. Остальные жрут!

– Первую зиму мы тоже поздно готовиться начали – и ничего, перезимовали, – лениво возразил Олег Крыгин, – ладно тебе, Лен… Здесь и зимы должны быть потеплей, чем у нас…

– Может, кто-нибудь поможет мне с оленем? – в пространство спросил Фергюс, свесив между колен окровавленные руки с финкой.

– Не порть шкуру! – всполошилась Танюшка. – Погоди, я сейчас! Вообще подвинься! – Она решительно потеснила ирландца. – Давай вон потроши, а я шкурой займусь…


– Долой, долой туристов,

Бродяг-авантюристов, —

напевал Басс, —


Представьте, в магазинах не стало ни шиша!

Не стало ни тушенки,

Ни пшенки, ни сгущенки —

Сожрала все проклятая

Туристская душа…


– Спроси у них про душу, —

поддержала Танюшка, —


Они тебя задушат,

Спусти на них собаку —

Они ее сожрут… —

Эх, как мы с Ленкой Рудь и с Кристинкой пели… – Она горько улыбнулась. – Что там мясо и картошка?

– Не готовы еще, – отрезала Ленка…

Тихо-тихо – и долго тихо – было у гудящего костра. Кто-то подбросил в огонь сучьев. Кто-то вздохнул и сказал: «Да-а…» Потом Йенс, выкатывая из пепла картофелину, как-то удивленно сказал:

– Я сам раньше к вот этому… ну, как бы народному творчеству… я к нему равнодушно относился. Отец большой любитель у меня… был? есть? – Он улыбнулся. – Вот и запало кое-что в память. А сейчас здесь жалею, что мало запомнил. Что-то во всем этом есть такое… – Немец вздохнул снова и начал перебрасывать дымящуюся картофелину с ладони на ладонь.

– А мне, если честно, всегда нравились народные песни, – вдруг сказал Раде. – У нас в селах их до сих пор часто поют. – Он улыбнулся растерянно и признался: – Только я не умею.

– Давайте есть, ребята, – тихо позвала Ленка. – Все готово.

* * *

Я проснулся рывком, сразу. Было, судя по звездам, около двух ночи. Рассыписто рдели угли на месте костра. Обостренным чутьем я ощутил – часовые не спят, все на местах. Было прохладно, но не настолько, чтобы проснуться. В чаще похрустывали ветки, потом истерически зарыдал филин, забился, захохотал, как сумасшедший. В просвете древесной кроны черкнули небо сразу несколько звезд. Мне вспомнился прошлый август, степь за Каспием и вот такие же звездопады… Как там Кристо? Живут ли они все еще в нашей карпатской пещере или ушли куда-нибудь? Жив ли вообще?

Так. А чего это я все-таки проснулся? Выспался? Нет, кажется, нет. Не от холода тоже… Не от звуков… Ни от чего.