Не остаться одному | Страница: 47

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Нет, – отрезала она. – И надо тебе поесть чего-нибудь… А насчет невесть кого – успокойся, я тебе компресс под твою повязку приспособлю. Иди, иди, я сейчас…

Танюшка тоже обратила внимание на мою явную разбитость и, оторвавшись от приготовления завтрака, присела за моей спиной и начала массировать виски и верх шеи плавными, сильными движениями. Подошла Ингрид и молча занялась компрессом – он довольно приятно пах полынью. Раде, как раз проснувшийся в этот момент, удивленно сказал:

– Смотрите, как его девчонки обхаживают!

– Заткнись, – вяло попросил я.

– Вот так, – заключила Ингрид. – Через полчасика снимешь. Должно помочь.

– Я сейчас поесть принесу, – вскочила на ноги Танюшка, – сиди, я быстро…

– Я ночью проснулась, а тебя нет. – Танюшка разложила на коленях остатки вчерашнего ужина – мясо, картошку, из НЗ – две полоски копченой рыбы, кусок ягодного лаваша. Передала мне котелок с «чаем». – Ты больше так не уходи… Хотела тебя искать, а тут ты вернулся… Слышишь, не уходи больше так.

– Не уйду, Тань, – пообещал я, если честно, не очень соображая, что обещаю. Есть мне тоже не хотелось, но я начал методично запихивать в себя завтрак. Вот сейчас мне больше хотелось завалиться и поспать часа два! Но лагерь вовсю поднимался, и я обреченно понял, что пора приступать к исполнению княжеских обязанностей.

Никто не задумывался над тем, что жизнь князя – сплошная мука? Каждую минуту приходится принимать какие-то, мелкие и большие, решения. Вот надо выступать. Болит голова. А надо как минимум назначить дозор. При этом держать в уме, кто там шел в прошлый раз… Впору графики расчерчивать. Да нечем. И не на чем…

Одно хорошо. За этими переживаниями у меня прошла голова.


Отпусти, отпусти меня, горюшко,

Ты пригрей, ты пригрей меня, солнышко,

Ветры буйные, будьте мне братьями,

Моя память – дорогой обратною.


Занесло ее время ненастное,

Не пролезть, не пройти – слово на слове.

Солнце село давно, небо – вороном,

Ах ты память моя – туча черная.


Ты, головушка, не советчик мне.

Кто-то шепчет слова еле слышные.

Не мешай, пустота, дай прислушаться,

Дай мне память свою да ослушаться.


На распутье дорог – влево, вправо ли —

Кем-то камень врыт с двумя гранями.

Отыскал, что мне любо-дорого.

Так спасибо тебе, рука добрая…


Б. Рысев

Сергей подошел ко мне часа через три после начала движения, когда мне начало казаться, что впереди – река.

– Впереди – река, – сказал он, отбрасывая с глаз выбившиеся из-под повязки волосы. – И, между прочим, плоты в кустах…

Димка, улыбаясь, держал в руках мокрый трос.

– Хитрюги! – встретил он нас веселым возгласом. – Смотри, что придумали! Это не плоты, а паром, только канат притопили, чтобы видно не было.

– Крапивное волокно, – определил я, пропуская меж пальцев толстую грубую веревку. – Век в воде будет лежать – не сгниет… – Я выпустил веревку. – Значит, тут кто-то живет.

– И плоты собраны из лиственницы, – заметил Сергей. – Вечные… Что за река-то?

– Приток Огайо, наверное, – рассеянно сказал я.

Сергей заметил:

– Танюшка тебя образовала?

– Посмотрите по берегам, – приказал я, игнорируя выпад и обращаясь к подходившим нашим. – Далеко не расходитесь, держитесь группками… Тань, поди сюда.

– Чего? – Она подошла, держа руки на поясе.

– Это приток Огайо? – уточнил я. Танюшка кивнула, вытянула руку:

– Там Аппалачи. Уже рядом, только тут лес мешает увидеть. Перейдем их и выйдем в долину Огайо, а там и до Миссисипи недалеко… Но это уже, наверное, на будущий год?

– На будущий год, – согласился я. – Зазимуем на западных склонах… Ну что там? – это я обратился уже к Йенсу, подошедшему к нам по мелководью.

– Есть люди, – невозмутимо сказал немец. – Пасутся на том берегу, что-то собирают, человек восемь, большинство – девчонки.

– Они на том, плоты на этом… – задумчиво сказал я. – Несвезуха какая-то… Ладно, пошли знакомиться…

…«Человек восемь» оказались ровно восемью. Шесть девчонок, двое мальчишек. Вот только были они не все на том берегу – две девчонки перебрались (наверное, бродом) на отмель посреди реки и бродили там по колено в воде – с мешками за плечами, то и дело нагибаясь.

– Привет! – крикнул я по-английски, заходя в воду тоже по колено (насчет брода я угадал – мальчишки тут же рванули на отмель, разбрызгивая воду и на бегу выхватывая клинки). Девчонки не слишком испугались – переглянулись, и одна, повыше, ответила:

– Привет, а ты кто?!

– Прохожий, – ответил я, улыбаясь. – Иду с друзьями на экскурсию в Великий Каньон. Это через здешние места?

– Можно и через здешние, – согласилась девчонка. Мальчишки добежали и встали по сторонам «собирательниц». – А друзей у тебя много?

Она говорила с сильным акцентом, тянула слова, будто жвачку, мне даже понимать было трудновато. И отсюда я различал, что одежда у всех украшена частой, красивой, но незнакомой вышивкой. Как у индейцев в книжках… Наверное, и моя одежда показалась им странной, потому что, не дожидаясь моего ответа, девчонка задала новый вопрос:

– Вы из Старого Света?

– Из Старого, – согласился я. – Мне тут плыть или есть брод?

– Или плотами воспользоваться? – задал свой вопрос Сергей, появляясь рядом со мной.

– О, еще один! – засмеялась американка. – И плоты наши нашли, шустрые! Брода нет, если хотите переправиться – давайте на плотах!

– Остальные смылись, – тихо сказал Сергей.

Я улыбнулся:

– Вижу. Эти нас убалтывают, а остальные рванули к своим. Логичное поведение… Давай-ка переправляй наших.

Сергей отступил в кусты и растаял в них. Я продолжал улыбаться, как дурак на похоронах, и думал, что с американцами драться не хочется. По крайней мере – начинать с драки.

* * *

То ли они специально косили под индейцев, то ли еще что, но лагерь, в который мы попали, напоминал индейские селения всем – вигвамами и каноэ из березовой коры, одеждой обитателей и неуловимым духом. Но внешне его обитатели, конечно (если не считать одежды), не походили на индейцев – рослые, светловолосые, хотя и загорелые, со светлыми глазами парни и девчонки. Их тут было человек тридцать, точнее не определишь, потому что непонятно оставалось, все ли здесь.

– Привет, – коротко сказал, подходя к нам сквозь расступившуюся толпу «аборигенов», неожиданно невысокий парнишка. Меня зовут Колин. Колин Малрой, я тут вождь.

Надо было слышать, как он это сказал. Вежливо, спокойно, почти приветливо… но подчеркнув одним тоном – Я тут вождь. Мне понравилось, хотя соседствовать с этим парнем я не хотел бы. У него на лице написано: прирожденный redneck, как в США называют крутых белых фермеров, презирающих правительство, урса, не дураков подраться и жадных до земли.