— Я сегодня же покажу надпись Дмитрию Алексеевичу, — может, он объяснит мне ее смысл, — предложил Сережа.
— А я могу под каким-нибудь предлогом выспросить у отца, как арестовывали взяточника, что при этом происходило, — заявил Саша. — Может, что-нибудь интересненькое всплывет. А еще я могу выяснить у отца, как по номеру найти машину…
— Я тоже попробую отца потормошить, — присоединился Миша. — Кто у них в префектуре занимается жильем, какие сведения там можно найти. Там очень даже могут что-то знать…
— А я вот ничего не могу придумать! — пожаловалась Аня.
— Совсем не обязательно, чтобы у всех разом возникали блестящие идеи, — утешил ее Петя. — Мне тоже в голову ничего не идет.
— Мне кажется, мы больше не придумаем ничего путного, — подвел итог Сережа. — Давайте разойдемся и отдохнем. А завтра, на свежую голову, пораскинем мозгами.
Все согласились, что так будет лучше — и разошлись. Петя уселся доделывать уроки, Аня отправилась домой с твердым намерением выдать завтра какую-нибудь грандиозную догадку или предложение, а трое мальчишек поспешили взяться за дело.
Саше и Мише поговорить с отцами не удалось — работа у их отцов была такая, что даже в выходные приходилось иногда пропадать там до позднего вечера. Ребята ждали, ждали, Миша — уткнувшись в телевизор, Саша — поглощая очередную «фэнтэзи», и в конце концов, несколько разочарованные, отправились спать.
Сережа играл в шахматы так рассеянно и допускал такие «зевки», что Дмитрий Алексеевич встревожился:
— Сережа! У тебя ничего не произошло?
— Да нет… — ответил мальчик. — Просто одна мысль не дает покоя.
— Что за мысль?
— Мы тут с ребятами нашли странную надпись на стене — похоже, какие-то строительные значки — и хотели бы знать, что она значит.
— И эта надпись у тебя, конечно, с собой? — Старик лукаво посмотрел на своего друга.
— Да. Вот она. — Сережа вынул из кармана бумажку, на которую скопировал надпись.
— Ишь ты, еще дореволюционная! — восхитился старик. — Вот это, возможно, имеет отношение к кладке кирпичей — сколько в каком ряду пускать, и где какие пересечения… Впрочем, не уверен. А вот этих значков я вообще не понимаю, хотя, кажется мне, где-то я подобное видел. Ты можешь оставить мне эту бумажку? Я завтра попробую проконсультироваться кое у кого.
— Да, конечно.
— Можешь объяснить, зачем тебе это надо? — Старик зорко глянул на мальчика.
— Не могу. Военная тайна.
Дмитрий Алексеевич ничуть не обиделся. Он был из тех взрослых, которые все понимали, помня, как сами были детьми и какими страшными клятвами клялись когда-то друг другу хранить великие тайны.
Старик улыбнулся и кивнул.
— Будем надеяться, ваша тайна достаточно безвредна. Когда я был таким, как ты, мы чего только не придумывали! Самому страшно вспомнить. На «слабо» прыгали на товарные вагоны. Цеплялись и проезжали метров сто, непонятно за что держась, где поезда замедляли ход перед железнодорожным мостом. А ну как кто сорвался бы? Даже подумать страшно… А спрыгнуть надо было у самого моста и прокатиться вниз по крутой насыпи… А как-то раз мы создали тайное общество, чтобы уйти в пираты, и ушли ведь, нас только на третьи сутки поймали… О прочих выкрутасах и не говорю… Ладно, завтра к вечеру попробую дать тебе отчет. Сыграем еще партию?
— С удовольствием, — согласился Сережа.
— Петруха, подъем!
Отец сдернул с сына одеяло и раздвинул шторы. В комнату хлынул яркий солнечный свет. Еще один великолепный майский денек!
Петя вскочил, распахнул окно и принялся делать зарядку. В памяти сразу всплыл весь вчерашний день, но сейчас, в бодрое и свежее утро, он воспринимался совсем по-другому. Не слишком ли они погорячились? Мало ли какие чудаки бывают на свете… Эти странности — слишком зыбкая опора, чтобы на них полагаться, воображая, будто напали на след чего-то существенного — подготовки к серьезному преступлению, может быть! Ничего, время очень быстро покажет, правы они или нет! И в любом случае, день не пропал даром — Петя обзавелся такими хорошими друзьями, что любо-дорого! Сразу видно, ребята стоящие…
Ополоснувшись под душем и быстро одевшись, Петя как на крыльях влетел в кухню. Его родители и сестренка уже садились завтракать.
— Всем-всем доброе утро! — провозгласил Петя. — Я сейчас, мигом!
— Ешь быстро, но не давись от спешки. — Отец поглядел на часы. — Если выйдем из дому через пятнадцать минут, то как раз с запасом доедем до школы.
Петя и его сестра — семилетняя первоклассница Катя — учились в английской школе, теперь называвшейся гимназией, до которой им было от старого дома рукой подать, но от новой квартиры выходило минут сорок на городском транспорте или минут двадцать на машине. Когда семья переезжала, на семейном совете было решено, что в этом году дети доходят в прежнюю школу — учиться оставалось всего ничего — а за лето решат, менять ее или нет.
Петя с аппетитом проглотил яичницу, запил ее стаканом какао. Он был готов, когда Катя еще только наполовину одолела свою порцию. Она всегда трещала за едой без умолку, поэтому кончала есть позже всех.
Вот и сейчас она болтала о своем:
— А Вика уже собрала все серии «гномы-строители» и «крокодильчики в школе» из киндерсюрпризов, она со всеми меняется, никому не дает полной серии собрать, берет то, что ей нужно, а другим отдает то, чего они все равно не дособерут, она свинья настоящая!
— Ну-ну-ну, не надо так, — недовольно прервала ее мама. — Нехорошо зря ругать человека. Значит, она просто умная, и знает, что ей надо, в отличие от вас…
— Вовсе нет! — с жаром возразила Катя. — Она специально так делает. Она все разнюхивает, у кого что есть, во всех классах, даже про третьеклассников все знает! Вот тут у Алешки Гущина не хватало двух солдатиков до полной серии, а у нее один был, так он отдал ей крокодильчика, которого не хватало ей, а второго солдатика он хотел выменять у одного из второго «А», а Вика узнала об этом и опередила его, пошла и выменяла этого солдатика на клоуна, а когда Лешка узнал об этом и пришел ее просить поменяться с ним на что-нибудь, она ответила, что ни за что этого последнего солдатика ему не отдаст! Ей завидно, если у кого-нибудь еще будет полная серия! Она и с наклейками от жвачки так поступает! Разве это честно?
Все это Катя выпалила на большой скорости и одним духом. За столом наступило несколько ошарашенное молчание. Вроде бы, пора родным было привыкнуть к Катиным словесным потокам, к напору ее непрестанной трескотни — но все равно у них периодически уши закладывало, и иногда им казалось, что они до конца жизни не привыкнут. «Сочувствую твоему будущему мужу, — вздыхал иногда отец. — «У него не будет нашей закалки, и ты еще до конца медового месяца заговоришь его до смерти. Если, конечно, он вовремя не сбежит…» — ехидно добавлял он.