«Тик-так, Зомби. Тик-так».
Я откидываю одеяло и свешиваю ноги с койки. Это самая трудная часть. Меня забинтовали от груди до пояса. Когда отталкиваюсь от края койки и сажусь, мышцы, разорванные пулей Рингер, напрягаются, и остается только стиснуть зубы.
«Я тебя порезал. Ты в меня выстрелила. Все честно».
«Ну да, и так по нарастающей. Следующий ход за тобой. – Что сделаешь? Сунешь ручную гранату мне в трусы?»
Да уж, картинка во всех смыслах волнующая.
Лекарства еще действуют, но, когда сажусь, в глазах от боли темнеет. Приходится минуту сидеть и ждать, пока пройдет обморочность.
Пункт первый: туалет.
«Не спеши. Иди медленно. Мелкими шажками».
Чувствую, что пижама распахнулась на спине; теперь мой зад засветился на всю палату.
До санузла футов двадцать. По ощущениям – двадцать миль. Если он закрыт или занят, мне крышка.
Не закрыт и не занят. Я затворяю за собой дверь. Раковина, унитаз и душевая кабинка. Шнур со шторкой привинчен к стенам. Поднимаю крышку бачка. Короткая металлическая ручка слива тупая с двух сторон. Держатель туалетной бумаги пластиковый. Здесь оружие искать бесполезно. Но я не собираюсь отступать.
«Давай, Кистнер».
Отрывистый стук в дверь, а потом его голос:
– Эй, ты там?
– Я же говорил, мне надо! – кричу в ответ.
– А я говорил, что принесу тебе судно!
– Не мог больше терпеть!
Дергает дверную ручку.
– Открой дверь!
– Лучше я один! – ору я.
– Я вызываю охрану!
– Хорошо! Хорошо! Как будто я куда-то денусь!
Считаю до десяти, отодвигаю задвижку, возвращаюсь к унитазу, сажусь. Дверь приоткрывается, в щель вижу худое лицо Кистнера.
– Доволен? – ворчу я. – А теперь, пожалуйста, закрой дверь.
Кистнер долго смотрит на меня и дергает свою рубаху.
– Я буду здесь, – обещает он.
– Хорошо, – говорю я.
Дверь закрывается. Теперь, не торопясь, шесть раз до десяти. Минута.
– Эй, Кистнер!
– Чего?
– Мне нужна твоя помощь.
– Поконкретнее.
– Не могу встать со стульчака! Наверное, шов разошелся, чтоб его…
Дверь распахивается. Лицо Кистнера пылает от гнева.
– Я тебе говорил.
Он становится напротив и протягивает руки:
– Давай, хватайся.
– Не мог бы ты сначала закрыть дверь? Я стесняюсь.
Кистнер закрывает дверь. Я беру Кистнера за запястья.
– Готов? – спрашивает он.
– Всегда готов.
Пункт третий: водные процедуры.
Кистнер тянет на себя, я выдвигаю вперед ноги и бью плечом в его чахлую грудь. Кистнер отлетает к стене. Я разворачиваю его, сам становлюсь у него за спиной и заламываю ему руку. В результате Кистнер опускается на колени прямо перед унитазом. Я хватаю его за волосы и окунаю лицом в воду. Кистнер, оказывается, сильнее, чем выглядит. Или это я слабее, чем мне казалось. Проходит вечность, прежде чем он вырубается.
Я отпускаю Кистнера и делаю шаг назад. Он медленно заваливается на пол. Обувь, штаны. Сажаю Кистнера вертикально, чтобы стянуть рубашку. Она мне будет мала, штаны слишком длинные, ботинки слишком тесные. Срываю с себя пижаму и бросаю в душевую кабинку. Переодеваюсь в форму Кистнера. С ботинками приходится повозиться. Слишком малы. Пока я их натягиваю, дикая боль пронзает бок. Я вижу на бинтах пятно крови. Не хватало, чтобы кровь проступила на рубашке.
«Тысяча путей. Сосредоточься на одном».
Затаскиваю Кистнера в душевую кабинку и задергиваю шторку. Сколько он пробудет без сознания? Не важно. Продолжай движение. Не думай наперед.
Пункт второй: имплантат.
У двери останавливаюсь. Вдруг кто-нибудь видел, как Кистнер заходил в туалет? А теперь увидит, как выйду я в его одежде?
«Тогда тебе конец. Но не стоит умирать просто так. Умри в борьбе».
До операционного блока дорога длиной с футбольное поле. Надо пройти мимо коек, мимо снующих по палате санитаров, медсестер и докторов. Иду к операционной со всей возможной скоростью, рана сбивает с шага, но это не имеет значения. Я знаю, что Вош держит меня под наблюдением; скоро ему станет интересно, почему я не возвращаюсь на свою койку.
Прохожу через дверь-вертушку и оказываюсь в предоперационной. Доктор с усталым лицом намыливает до локтя руки. Наверное, это хирург. Когда я вхожу, он вздрагивает и недовольно спрашивает:
– Что ты здесь делаешь?
– У нас кончились перчатки.
Хирург кивает в сторону шкафов у противоположной стены.
– Ты хромаешь, – замечает он. – Поранился?
– Потянул мышцу, пока тащил одного толстяка до туалета.
Доктор смывает зеленое мыло с рук.
– Надо было дать ему судно.
Коробка с перчатками из латекса, хирургические маски, антисептические тампоны, рулоны липкой ленты. Черт, ну где же, где же?
Затылком чувствую его дыхание.
– Коробка с перчатками прямо перед тобой, – говорит доктор и удивленно смотрит на меня.
– Извините, – говорю я. – Мало спал в последнее время.
– Нашел кому жаловаться!
Доктор смеется и пихает локтем прямо в раненый бок. У меня все плывет перед глазами. Стискиваю зубы, чтобы не закричать.
Хирург быстро проходит через внутреннюю дверь в операционную. Я распахиваю дверцы всех шкафов, перерываю каждую полку, но того, что мне надо, там нет. Кружится голова, я запыхался, бок болит нещадно. Сколько Кистнер пробудет без сознания? Скоро ли кто-то захочет в туалет и найдет его там?
На полу рядом со шкафами стоит корзина, на корзине наклейка: «Опасный мусор – работать в перчатках». Отбрасываю крышку. Бинго! Вот он лежит с окровавленными тампонами, использованными шприцами и отбракованными катетерами.
Так, на скальпеле засохшая кровь. Наверное, его бы не мешало стерилизовать антисептическими салфетками или промыть в раковине, но времени нет, а грязный скальпель – последнее, из-за чего стоит беспокоиться.
«Обопрись на раковину и успокойся. Нащупай имплантат под кожей, потом нажми… резать не надо, дави туда тупым грязным скальпелем. Дави, пока шрам не откроется».
Пункт пятый: Наггетс.
Очень молодой доктор спешит к лифтам в конце коридора. На нем белый лабораторный халат и хирургическая маска. Доктор прихрамывает на левую ногу. Если распахнете халат, то увидите на зеленой рубашке бурое пятно. Если оттяните вниз воротник, увидите на шее наспех прилепленный пластырь. Но если вы попытаетесь сделать то или другое, этот очень молодой доктор вас убьет.