Сэр Уилфред Лукас-Докери, как уже можно было догадаться, сочетал в себе честолюбие, ученость и неподдельный оптимизм в масштабах, редких для его ведомства. С волнением грезил он о том времени, когда изыскания Лукаса-Докери будут признаны поворотными в науке о тюрьмах, и не раз мысленно повторял отрывки из исторических трудов будущего, в которых встречались такие суждения: "Одним из немногочисленных важных событий во время непродолжительного пребывания лейбористского правительства у кормила власти было назначение сэра Уилфреда Лукаса-Докери начальником Блекстонской тюрьмы. Деяния этого неустрашимого и зоркого мужа заслуженно считаются краеугольным камнем современной пенитенциарной системы. Более того, не будет преувеличением сказать, что никто другой не занимает такого выдающегося места в истории социальных реформ текущего столетия... - и так далее. Впрочем, эти замечательные качества не спасали Лукаса-Докери от бесчисленных столкновений с главным надзирателем.
Как-то раз, когда Лукас-Докери заперся в своем кабинете, чтобы поработать над объяснительной запиской для тюремной инспекции (одним из тех якобы незначительных документов, опубликование которых по выходе сэра Уилфреда в отставку должно было подтвердить, что не кто иной, как он, является первопроходцем в деле люминесцентного освещения тюрем), к нему зашел главный надзиратель.
- Скверные вести из переплетной мастерской, сэр. Мне сообщили, что у заключенных завелась привычка есть клей, выданный им для работы. Клей, говорят они, вкуснее баланды. Придется поставить в переплетную еще одного надзирателя или подмешать в клей какой-нибудь гадости.
- Клей питателен? - спросил сэр Уилфред.
- Не могу знать, сэр.
- Взвесьте всех переплетчиков и доложите, если хоть один из них прибавит в весе. Сколько раз вам повторять - все факты должны быть собраны до доклада!
- Слушаюсь, сэр. Имеется просьба от заключенного "Дэ четыреста двенадцать". Он уже отсидел месяц в одиночке и хочет еще.
- Я не люблю, когда заключенные работают в камере. От этого они становятся эгоистами. Кто такой этот "Дэ четыреста двенадцать"?
- Получил длительный срок, сэр. Ждет перевода в Эгдон.
- Я с ним лично побеседую.
Слушаюсь, сэр.
Привели Поля.
- Если не ошибаюсь, вам угодно оставаться в камере, вместо того чтобы пожинать плоды коллективного труда. Почему?
- Так куда интереснее, сэр, - отвечал Поль.
- Возмутительная постановка вопроса! - вмешался главный надзиратель. - Заключенного можно содержать в одиночной камере, только если он совершит проступок в присутствии двух надзирателей, каковые этот проступок засвидетельствуют. Так сказано в Правилах внутреннего распорядка.
- Может быть, вы страдаете нарциссизмом? - осведомился начальник тюрьмы. - Министерство до сих пор не откликнулось на мой запрос о штатном психоаналитике.
- Посадите его под особое наблюдение, - посоветовал главный надзиратель. - Сразу станет ясно, нормальный он или нет. Помнится, бывали случаи, когда под наблюдение сажали таких, что их и не примешь за психов. Так просто, со странностями. За два-три дня они превращались в озверевших маньяков. Полковник Мак-Аккер свято верил в этот метод.
- Вы, вероятно, были очень одиноки, до того как к нам попали? Служили, наверно, смотрителем маяка или пасли овец...
- Нет, сэр.
- Невероятно! Вот что, я хочу еще поразмыслить над вашим мучаем. Со временем я вас вызову и дам ответ.
Поля отвели в камеру, но уже на следующий день он вновь предстал перед начальником тюрьмы.
- Я самым тщательным образом изучил вашу просьбу, - сообщил сэр Уилфред. - Вообще-то, я решил использовать ваш случай в моей книге о психологии преступления. Хотите послушать, что я о вас написал? "Случай Р., - начал он. - Довольно образованный молодой человек из приличной семьи. Никаких преступных действий в прошлом. Осужден на семь лет тюремного заключения за вербовку проституток. По окончании месячного одиночного заключения Р. попросил и впредь не выводить его на общие работы. Меры, предписываемые Правилами внутреннего распорядка: а) содержать под наблюдением врача для исчерпывающего заключения о душевном состоянии заключенного или б) принудить к труду совместно с другими арестантами, пока заключенный не лишится этого почетного права, совершив проступок согласно указанным Правилам.
Меры, предпринятые сэром Уилфредом Лукасом-Докери. Я определил, что Р. отягощен мизантропическими тенденциями, вызванными чувством собственной неполноценности в присутствии посторонних. Преступление Р. явилось попыткой самоутвердиться за счет общества (ср. случаи Г. Д. и Ж.). В соответствии с этим я попытался нейтрализовать психологическое торможение Р. как социальный феномен, последовательно применяя следующие меры: на первом этапе Р. совершал получасовые прогулки с другим заключенным, с которым ему разрешалось вести беседы на ряд дозволенных тем (история, философия, общественная жизнь и т. п.). Собеседники Р. выбирались среди заключенных, чьи преступления не могли вызвать обострении в состоянии Р.". Дальнейших этапов я пока не разработал, - заметил сэр Уилфред, - но, как видите, отнесся к вашей просьбе внимательно. Вам, наверное, приятно будет узнать, что благодаря этим заметкам о вас со временем узнает мировая наука. Отчего бы случаю Р. из практики сэра Уилфреда Лукаса-Докери не стать примером для грядущих поколений? Согласитесь, что это возвышает над повседневной губительной рутиной!
Поля увели.
- Заключенные с кухни жалуются, что не в силах работать с "Цэ двадцать девять", - сообщил главный надзиратель. - У него на руках заразный лишай.
Не отвлекайте меня! - возмутился сэр Уилфред. - Я занят: работаю над третьим этапом перевоспитания Р., то бишь "Дэ четыреста двенадцать".
В тот же день трудновоспитуемый Р. перешел на новый распорядок.
- На выход! - скомандовал надзиратель, открывая камеру. - Возьми шапку.
Тюремный двор, где обычно кружили заключенные, был пуст и безлюден.
Стой смирно! Я сейчас, - сказал надзиратель и ушел.
Он вернулся в сопровождении плюгавенького человечка в арестантском халате.
- Вот тебе дружок, - пробурчал надзиратель. - А вот дорожка. Будете здесь гулять. Касаться друг друга запрещается. Хватать друг друга за рукава запрещается. Обмениваться предметами - тоже запрещается. Разрешается: ходить на расстоянии метра друг от друга и разговаривать про историю, философию и смежные области. По звонку разговоры прекращаются. Ясно? Быстро ходить нельзя. Медленно - нельзя. Так велел начальник. И упаси вас бог сделать что-нибудь не так! А теперь - гуляйте.
- Идиоты! - сказал человечек. - В шести тюрьмах сидел, но такой глупости не видывал! Бред! Не поймешь, что творится. Что касается тюрьмы, она может отправиться к чертям собачьим. Возьмите хотя бы священника. Носит парик!