— Куртку. Включили в список.
— В какой список?
— Вещей, которые у нас на работе собирали. В помощь.
— Какая помощь? Кому?
— Целому ряду стран. Вы разве не слышали? По телевизору сообщали, какая там засуха. Беда. Катастрофа. Пол-Африки засохло. И целому ряду африканских стран требуется экономическая помощь. Весь мир собирает. У нас на работе тоже. Кто чем может помочь. Зонтики, палатки, лекарства, продукты разные, вещи. Я куртку отдал.
— Молодец, — говорят дети. — Умница.
— Так я и думал, — обрадовался папа, — что ругать не станете.
— За что же тебя ругать? Наоборот. Мы тобой гордимся. Помог экономике целого ряда попавших в беду стран. Похвальный поступок.
Тут маму с работы привели.
— А я, — похвастался папа, — совершил сегодня похвальный поступок. Куртку свою новую зимнюю пожертвовал. Отдал засохшим странам.
— Подумаешь! — пожала плечами мама. — Не вижу чего-то особенного. Она тебе, наверно, мала была. Тесновата. Ты и подумал: всё равно весна скоро.
— Ничего не мала была, — обиделся папа. — Даже немножко на вырост. Знаешь, как жалко было? А всё равно отдал. На помощь.
— Ну и что! — говорит мама. — Я тоже сегодня человеку помогла. Отдала свой кусок пиццы. На работе, в обеденный перерыв, мы пиццу заказали на всех, и у Стеллы Ильиничны, бухгалтерши, доля её на пол… как шлёпнется. Начинкой вниз прилепилась. А экономист наш Степан Филиппович, вечно он где не надо топчется, тут же и наступил. Я говорю: «Стелла Ильинична, вот, берите мой кусок. Берите, берите!» Она так благодарила.
— Сравнила! — возмутился папа. — То новая куртка, а то пицца. И всего один кусок. За куртку знаешь, как ругать могли? А за кусок пиццы что скажут? Отдала и отдала. В пицце ничего похвального нет.
— Ну и пожалуйста, — обиделась мама. — Ходи теперь в своей старой куртке. В рваной.
— Если её, — говорит папа, — в некоторых местах слегка зашить, нормальная получится курточка.
— Вот и зашивай сам, — сказала мама. — Будет ещё один похвальный поступок. Бери иголку и начинай. Я зашивать не стану.
Мама ушла спать и двери спальни закрыла. Пришлось папе укладываться на диване в гостиной. Утром он натянул старую куртку, стал искать коньки, которые вчера оставил в прихожей. Опять собирался вместо работы тренироваться в хоккей. Искал, искал, искал, нигде не нашёл.
— Где мои коньки?
— А мы, — говорят дети, — подумали, что для экономической помощи целому ряду африканских стран одной зимней куртки будет, пожалуй, недостаточно. И отдали туда же твои новые хоккейные коньки. Включили в список.
Одному мальчику сказали по радио, что спать полезно. Особенно если ложишься вовремя. А мальчик любил родителей, старался принести им пользу. Поэтому стал требовать, чтобы папа и мама каждый вечер вовремя ложились спать.
— Не хотим спать, — обижались родители. — Хотим телевизор смотреть, чай пить, про что-нибудь разговаривать.
— Никаких разговоров, — твёрдым, спокойным голосом говорил мальчик. — Идите, посмотрите на часы. Стрелки показывают: пора ложиться.
Родители шли, смотрели, прибегали возмущённые:
— Неправда. Ничего такого стрелки не показывают. На часах просто десять часов пятнадцать минут. И всё.
— Это и значит, что время укладываться. Марш в постель.
— Не пойду в постель. Не хочу, — отказывалась мама.
— И я не хочу, и я не пойду, — повторял за мамой папа, который обычно всегда поддерживал жену и во всём с ней соглашался. — Что мы там делать будем?
— Засыпать. Чтобы завтра утром проснуться бодрыми и энергичными.
— Мы и теперь, — кричала мама, — энергичные!
И в доказательство начинала прыгать на диване, взлетая причёской почти до самого потолка. Папа присоединялся. У него не получалось прыгать так высоко, но всё равно было видно: он тоже бодрый и энергичный.
— Не сводите соседей с ума, — просил мальчик. — Они уже обращались. В милицию.
— Когда с ума сводишься, — хихикала мама, продолжая подпрыгивать, — надо не в милицию обращаться. В сумасшедший дом.
— Да, да, да, — подпрыгивая рядом, повторял папа. — Надо в дом.
Мальчик начинал сердиться всерьёз.
— Немедленно прекратите это безумие.
— Хорошо, — согласилась мама. — Прекратим сводить соседей. Если разрешишь нам один раз сыграть в шахматы. Это очень тихая игра. Соседи ничего не узнают.
— У вас есть десять минут, — вздохнул мальчик. — И сразу после этого — в постель.
Но шахматная партия затянулась. Мама дол го-дол го думала над каждым ходом. Зато папа ходил сразу, не задумываясь. У него был первый шахматный разряд.
— Ты что делаешь? — шипела мама на папу. — Что вытворяешь? Думай дольше. Длинней.
— Что тут думать? — удивился папа. — Через два хода тебе мат.
— Я тебе покажу — мат, — зашептала мама. — В постель захотел? Сразу после мата окажешься в постели. Под одеялом.
— Что же делать? — одумался папа.
— Ходи неправильно.
Папа пошёл королём через всю доску.
— Так король не ходит, — заметил мальчик, который, поглядывая на часы, нетерпеливо ждал окончания партии.
— Он король! — возразила мама. — Как хочет, так и ходит. Куда хочет, туда идёт.
Но мальчик не дал втянуть себя в бессмысленную политическую дискуссию про самодержавие.
— Завтра доиграете. Вы и так на полтора часа опоздали.
— Куда опоздали?
— В постель. Сны смотреть.
— Там что, сеансы? Как в кинотеатре? — заинтересовался папа.
— Да, — сказал мальчик. — Сеансы снов. Кто опаздывает, пропускает начало и всё самое интересное. А потом ему уже ничего не понятно.
— Неправда, — мама дёрнула папу за рукав. — Не верь.
Но папа поверил, отпихнул маму:
— Всегда ты так. Сама не смотришь и мне не даёшь. Я пошёл.
— Кто первый умоется, — сказал мальчик, — почистит зубы и окажется в постели, тот посмотрит новый разноцветный художественный сон про волшебные приключения. А кто окажется второй, тому покажут старый чёрно-белый учебный сон про то, как невкусно есть немытые фрукты. И овощи.
Папа уже почти дошёл до ванной, но мама опередила его, первая схватила зубную щётку. Правда, в спальне, когда раздевались, папа её опять обошёл, даже немножко вырвался вперёд. Раньше справился. Но когда надевали пижамы, мама сделала невероятный рывок и догнала папу. Наверстала упущенное. В постель нырнули одновременно. С двух сторон.