Я посмотрела на Каролину. Она стояла передо мной в своем элегантном костюме, изображая красивого молодого человека. Разве это был не обман? Такая мысль не приходила ей в голову? Судя по всему, нет…
Хуже всего было то, что такие, как София – и, к сожалению, в какой-то степени и Каролина тоже, – обманывали не только других, но и самих себя.
Еще пару лет назад я была ребенком, который верил: все, что говорят друг другу люди, – правда. Особенно я верила взрослым. Дети иногда могут что-нибудь сочинить, чтобы их не наказали. Но взрослые – никогда. Мне долго казалось, что, кроме меня, почти никто на свете не врет.
Но с того времени я многое узнала. Большинство людей лгут. Даже твои собственные родители. Разве так должно быть? Неужели теперь всю жизнь нужно только и делать, что отличать обманщиков от обманутых? Видеть тех, кто врет, и тех, кто говорит правду?
– Почему ты вздыхаешь?
Каролина взяла мои руки, с тревогой посмотрела мне в глаза и взволнованно прошептала:
– Мы ведь друзья, Берта? Правда?
Она как будто прочла мои мысли. Но я ничего не ответила, только кивнула. Конечно, мы были друзьями. Хотя дружить порой бывает так сложно…
– Пойдем?
Она потащила меня, и я послушно последовала за ней.
Подойдя к дому, мы на всякий случай постучали в дверь. Никто не ответил. Входная дверь была не заперта – в точности, как сказала София, так что оставалось только войти.
Пройдя через прихожую и зал, мы добрались до кладовки. Послышался какой-то шум, мы вздрогнули, но это была всего лишь кошка, которая проснулась и спрыгнула со стула.
Каролина тут же ринулась к шкафчику с ключами. Они, как обычно, висели аккуратными рядами, и над каждым ключом – маленькая этикетка, чтобы было понятно, от какой он двери.
– Что это значит?
Каролина показала пальцем на пустой крючок. На этикетке значилось: Лидия Фальк аф Стеншерна.
Она ошеломленно посмотрела на меня.
– Ключа нет! Кто мог его взять?
Я обомлела. Мне слишком хорошо было известно, что могло означать отсутствие ключа. Лидия Стеншерна скорей всего находилась в своих комнатах. Страх пробрал меня до костей. Так было со мной всегда от одной лишь мысли об этой несчастной женщине, которая, как привидение, тайком бродила по замку, живя под одной крышей со своими детьми и не смея показаться им на глаза.
Кладовка не отапливалась, было холодно, я вся дрожала.
– Как ты думаешь, Аксель мог захватить ключ с собой? – спросила Каролина.
– Не знаю…
– Возможно, он догадался, что София захочет его взять?
Я покачала головой. Откуда мне знать… Я ужасно замерзла и тряслась так, что зуб на зуб не попадал. Каролина это заметила.
– Да что с тобой, в самом деле? Белая вся, как мел.
– Здесь просто очень холодно.
– А ты случайно не заболела?
Я попыталась прийти в себя, но ничего не вышло. Я дрожала, стуча зубами, и перед глазами все плыло. Каролина взяла мои руки.
– Да они ледяные!
– Как у Леони?.. – пошутила я.
– Хуже! Смотри, даже ногти посинели. Тебе нужно немедленно лечь в постель. Но как мы доберемся обратно в замок? Ты идти-то можешь?
– Конечно. Все не так страшно.
Но, по правде говоря, я едва держалась на ногах. Каролина всерьез испугалась. Да я и сама чувствовала, что вот-вот упаду в обморок.
– Ты уверена, что справишься? Нам ведь всю дорогу в гору идти…
Она взяла меня под руку, и мы побрели к двери.
– Мы могли бы дождаться Акселя, – сказала я. – Он, может быть, скоро вернется.
– Значит, ты все-таки не в состоянии?..
– Да нет, я просто подумала…
Я замолчала и прикусила губу. Я чуть было не проболталась. Аксель должен знать, что задумала София. И я должна была каким-то образом предупредить его, чтобы он, в свою очередь, предупредил Лидию. Но Каролине об этом я, разумеется, сказать не могла. Все так же встревожено глядя на меня, она растирала мне руки.
– Ты ужасно выглядишь, сестричка. Надо тебя хоть как-то согреть.
– Ничего, все будет в порядке. Мне ведь скоро ехать домой.
Она отпустила мои ладони и обняла меня – так крепко, словно боялась, что я сейчас исчезну.
– Я буду страшно скучать по тебе…
Слезы хлынули из моих глаз. Я была слишком слаба, чтобы сдержаться. Каролина достала носовой платок, вытерла мне лицо.
– Ты заболела, дружочек. Но не волнуйся, я о тебе позабочусь. Но сначала нам нужно добраться до твоей комнаты.
В эту же секунду снаружи послышался голос, и в дом вошел Аксель Торсон.
Я попыталась скрыть слезы, но не смогла. От облегчения они просто катились градом. Аксель отвел взгляд, чтобы не смущать меня. Каролина объяснила, что мы здесь делали. Рассказала, что София просила нас взять ключ от закрытых комнат. Что там нужно было прочистить печи, и ждал трубочист.
Аксель помрачнел и коротко сказал:
– Понятно. Я с этим разберусь. А с тобой-то что, Берта?
– Да так, замерзла немного. Скоро пройдет.
Каролина сердито взглянула на меня.
– Ну хватит геройствовать! Тебе на самом деле плохо. У тебя лихорадка. Ты должна поскорее лечь в постель.
– Да, выглядишь ты неважно, – сказал Аксель и вызвался проводить нас до замка.
Так мы и отправились: я посередине, Аксель с Каролиной по бокам. Когда мы вошли, София стояла на площадке между этажами. Ждала нас с ключом. Но, увидев Акселя, попыталась улизнуть.
– Секундочку, баронесса, – остановил ее Аксель. – Нам нужно поговорить.
Она состроила недовольную мину, но отказать Акселю не могла.
– Я буду ждать вас в библиотеке, – сказала она и исчезла.
Аксель проводил меня до самой комнаты, а Каролина помогла лечь в постель. Меня продолжало знобить. Она надела мне на ноги толстые носки, а горло и плечи укутала теплой шалью. Она заботилась обо мне так трогательно! Весь вечер просидела рядом, следила за огнем, подкладывая в печь дрова. И предложила, чтобы я позвонила домой – сказать, что заболела и останусь в замке еще на несколько дней.
На это я не ответила; в тепле разомлела и начала засыпать. Да и не думала, что настолько больна, чтобы оставаться дольше. Ведь я обещала родителям вернуться к началу занятий и не хотела обманывать их доверия. Спасибо, что они вообще разрешили мне поехать в замок.
Но теперь, когда Каролина стала такой доброй и заботливой, я была бы не прочь задержаться. Мне не хотелось с ней расставаться.
Она разыграла для меня целую сцену. Села у печки и притворилась, будто размышляет вслух, хотя ясно было, что обращается ко мне.