Так полагал и Разумник.
— Каждый живёт своей собственной жизнью, — сказал он, — какое до этого дело звёздам…
Прошло несколько дней. Щёки Властительницы снова порозовели, и она поднялась с постели. Она постоянно посылала за Крылатой и каждый раз ссорилась с ней. Казалось, это идёт ей на пользу.
Она стояла у открытого окна в своей спальне, и тёплый ветер играл её прекрасными волосами. Светило солнце.
— Как вы называете меня, мамзель? Вы должны говорить мне — «ВЛАСТИТЕЛЬНИЦА», — раздражённо сказала она.
Крылатая стояла рядом, одетая в свой плащ с пелериной. Она как раз собиралась выйти, когда Властительница послала за ней. Она ответила:
— О нет, та, что не властвует сама над собой, — не властительница.
Она сказала это ясно и спокойно, ничуть не горячась.
Стоял такой прекрасный день, первый после стольких тёмных и серых. Даже сюда на север, даже в Город Исполнения Желаний, пришло лето и казалось особенно сладостным в этом мрачном Доме.
Крылатая подняла лицо к небу, она улыбалась, а мысли её были далеко.
— Вам, мамзель, не хватает хороших манер, — услышала она голос Властительницы. — Когда я хочу, чтобы вы, мамзель, противоречили мне, вы, мамзель, соглашаетесь со мной, а когда я нуждаюсь в одобрении, вы, мамзель, противоречите.
— Я говорю только то, что думаю, — тихо сказала Крылатая, продолжая думать о своём. Она чувствовала, что ум её ясен и сегодня она сможет действовать. Себя же она ощущала собранной и готовой решить свою задачу.
День для поездки был хороший.
— Нельзя говорить то, что думаешь. Нужно говорить то, что, как тебе кажется, думают другие. Известно вам это, мамзель?
— Нет!
— Тогда мне придётся воспитывать вас, мамзель!
— Пожалуй, не стоит…
— В таком случае, не стоит и заставлять меня что-либо желать, — упрямо сказала Властительница.
Отвечая, Крылатая говорила так, словно её мысли были где-то далеко:
— Нет… и я не думаю, что меня это интересует. В жизни есть вещи поважнее…
Оборвав её нетерпеливым движением, Властительница пролепетала:
— Как вы можете говорить такое, мамзель? А что тогда, ЧТО важнее?
Крылатая по-прежнему стояла, глядя в небо; она не сразу ответила, лёгкий как дымка аромат летних цветов донёсся до неё…
— О, — сказала наконец она, — много чего, большая часть всего на свете важнее людских желаний. Какую роль они играют?
Властительница молчала. Она, казалось, была удивлена, но не довольна — нет. Она сама не знала, что с ней. Эту чудовищно одетую старуху она не понимала, да и себя саму — тоже. Она чувствовала себя и слабой духом и одновременно — неистовой, печальной и вместе с тем — в приподнятом настроении. Раньше было проще. Множество лет чувствовала она лишь досаду, а эти новые чувства были так непривычны, она просто и не знала, что ей с ними делать. А виновата — старуха. Властительнице хотелось ранить, оскорбить её, поиздеваться над ней. Всё, что она говорила, попросту, как вода, уходило в песок. Эта старуха говорила, что желания её не важны. Какое бесстыдство! Почему же она, Властительница, тогда не сердится?
Как странно! Почему она, когда её так унижают, испытывает почти облегчение? Почему она столь безответна!
Последив за взглядом Крылатой, она равнодушно сказала:
— Мадемуазель, вы что, на тучи глазеете? На что вы так упорно смотрите, мамзель?
— На облака. Они похожи на маленьких белых ягнят, которые пасутся на тверди небесной, там, среди башен.
Властительница внезапно стала похожа на маленькую девочку; она молчала. Птичье пение слышалось под окном всё громче, и она серьёзно, склонив голову набок, рассматривала облака.
Когда она через некоторое время ответила, голос у неё был совершенно другой:
— А знаете ли вы, мамзель, что в детстве я пасла ягнят, это было на маленьком убогом лужке, никакой тверди небесной, но всё-таки красиво. Это было давным-давно.
Ветер, вцепившись ей в волосы, бросал их в глаза, она же, отведя их в сторону, продолжала говорить тем же серьезным голосом, птичьему пению наперекор:
— В то время я хотела стать богатой и получить всё, чего желаю, но я никогда не думала, что это случится. И вот это произошло, я получила всё, и ещё много больше. И поэтому перестала желать, мамзель… и это не только от злости.
Тут Крылатая взглянула на Властительницу, взгляды их впервые встретились и обе поняли, что в самой глубине души они — друзья.
Крылатая обрадовалась, а Властительница была удивлена, ошарашена и испугана. В своём замешательстве она попыталась было принять презрительный вид, когда Крылатая сказала:
— Желания почти всегда исполняются — неизвестно только, как и когда, — и поэтому желания так ненадёжны! Надо желать то, что можно принять в любую минуту. Пожалуй, стоит подумать об этом…
Властительница отошла от окна и нетерпеливо ходила взад-вперёд.
— В таком случае — предпочитаю вообще ничего не желать, — резко сказала она. — Почему никто не хочет понять, что можно хранить своё желание для себя? Здесь, в Доме, у меня не осталось ни одного желания, они исполняются прежде, чем я успеваю прочувствовать их, это жестоко…
Вернувшись к окну, она взяла гостью за руку. Глаза её сверкали.
— Из-за этого я стала Злой. Я хочу и мне должно быть Злой, особенно к Властителю. Это он похитил мои желания, потому что своих собственных у него нет, а он не знает, что их-то ему и недостаёт.
Отпустив руку Крылатой она огляделась, словно искала помощи.
— Я люблю Властителя, мамзель, и потому мне приходится быть Злой, пока он не поймёт меня — да, я буду Злой!
В этот миг в спальне проскользнул, словно тень, слуга и, поставив поднос с таблетками, стаканом воды и затычками для ушей, удалился.
Властительница испуганно проводила его взглядом и вздохнула:
— Теперь Нана ляжет спать. Поедемте со мной на прогулку, мамзель; так прекрасно на воле. Я спрошу, не поедет ли с нами Властитель.
Позвонив, она приказала подать свою коляску. Взгляд у неё был лихорадочный и затравленный, как и всегда, когда Нана собиралась спать.
— Быстрее! — закричала она слуге, а затем повернулась к Крылатой.
— Я не переношу, когда Нана спит, — сказала она, — её сон приводит меня в отчаяние.
И тогда Крылатая, воспользовавшись случаем, спокойно спросила:
— А почему нельзя избавиться от Наны?
Властительница растерялась, занервничала и с виноватым видом объяснила, что Нана принадлежит их Дому, а за детьми надо присматривать.