«Дорогая Каролина!
Ты ищешь истину.
Я тоже.
А поскольку эта истина касается нас обеих, то она касается всей нашей жизни.
Но жизнь состоит из мгновений.
Одно следует за другим, словно капли воды.
И ты можешь жить лишь в одной такой капле, в той, которая падает именно сейчас.
Настоящее – это единственное, что у тебя есть, и единственное, на что ты можешь положиться.
Поиски истины до сих пор не принесли никаких плодов.
Вначале надо узнать, существует ли истина на самом деле.
Когда ты это узнала, то поняла, что истина велика для тебя. Слишком велика, чтобы ты могла осознать ее во всей полноте.
И что же тебе тогда делать?
Тебе нужно искать ее дальше. Не так ли?
Но ты не можешь, во всяком случае, не можешь постигнуть всю истину сразу, потому что она слишком велика.
Тогда, чтобы справиться с ней, ты решаешь разбить ее на кусочки.
Но после забываешь, как эти кусочки располагались.
Может, это неважно, думаешь ты.
В каждом кусочке своя доля истины. И каждый из них приближает тебя к истине.
Справедливости ради ты собираешь все кусочки, перемешиваешь их, точно карты в карточной игре, и трясешь, точно кости.
А затем выкладываешь их в том порядке, который в данный момент тебя устраивает.
Так ты, по крайней мере, можешь убедить саму себя, что созерцаешь истину в ее полноте. И ничего, кроме истины.
Как эта картина выглядела вначале – будучи цельной – теперь понять уже нельзя.
Но поскольку каждый кусочек узнаваем, не должны ли они все вместе раскрыть истину целиком? Как ты думаешь? Ведь ты думаешь именно так?
Нет?.. А почему нет?
Потому что истину разделить невозможно, говоришь ты. Она едина и неделима.
Но понять это простым смертным слишком сложно. Особенно то, что жизнь состоит из капель-мгновений. А вовсе не из единой неделимой вечности.
Возможно, именно поэтому нам суждено умереть.
Но пока мы еще живы, настоящее – это единственное, в чем можно быть уверенной. Нам принадлежит только одно мгновение.
Помни об этом!
Твоя Сага».
Эти строки заставили Каролину всерьез призадуматься.
Что ей на это ответить? Она не знает, но чувствует, что должна ответить сейчас же, и садится писать:
«Дорогая Сага,
Хотя я не вполне уверена, что понимаю, что ты хотела мне сказать, я все же рада получить твое письмо. Иногда и мне самой сложно понять, что я имею в виду.
Но мне кажется, то, что ты пишешь, как-то связано с «Орлеанской девой».
Ведь Иоанна знала великую и тяжелую истину, доверенную ей Господом. И совсем не обязательно, что она ее понимала или что эта истина соответствовала ее собственной. Я часто думаю об этом.
Может, ты это имела в виду?
Но я в чем-то согласна с Ингеборг, которая говорит, что человек не должен слишком много размышлять. Нужно уметь понимать интуитивно. Раньше я всегда так делала. Не знаю, почему я стала так много размышлять последнее время.
Может, под твоим влиянием?
К тому же мне не стоило читать эту книгу – «Портрет Дориана Грея». Она действительно меня озадачила.
Мне следовало бы бросить ее, повинуясь чувству самосохранения.
Как это похоже на Давида – подсунуть мне такую книжку! Он совершеннейшее дитя, его воображение так легко поразить, и ему хочется выглядеть порочным. Возможно, он так и не понял, о чем эта книга. Да и я, наверное, тоже.
В то же время я, конечно, вкладываю в книгу больший смысл, чем есть на самом деле, – так со мной часто бывает.
Я всегда считала себя человеком с необычайно сильным характером. А сейчас я если не слабый человек, то, во всяком случае, сильно сбитый с толку. По нескольким причинам. Я чувствую, что меня предали, и мне кажется, что предаю сама – тебя, себя, всех… Над этим, в сущности, нечего думать; Так порой многим кажется.
Все дело в том, что у меня есть цель, я должна правдиво сыграть Иоанну.
Героиню! Только подумай! Одну из немногих героинь в истории.
Возможно, единственную. Или, может, ты знаешь кого-то еще? Мужчин-героев полно, а женщин – нет!
Вот почему это неслыханно важная роль.
Если мне не удастся перевоплотиться в Иоанну, если ее образ окажется хоть на йоту смешным, я предам моих сестер. Понимаешь?
Так постарайся же мне помочь! Не исчезай, Сага, проявись, стань зримой, чтобы я увидела и почувствовала тебя. Не прячься за всеми этими туманными загадками!
Уф! Я все сказала!
Твоя К.»
Пришло на удивление короткое письмо от Берты. Вернее сказать, не письмо, а сочинение, в котором она с трепетом и легким смущением, но совершенно серьезно рассказывает о своем понимании «любви».
У Каролины ком стоит в горле, когда она читает письмо. Фразы, продуманные и хорошо построенные, располагаются в нем подобно цветам на клумбе: красивые и аккуратные строчки одна за другой, выписанные прекрасным почерком Берты. Порой они кажутся несколько высокопарными, но Каролина, хорошо знающая Берту, понимает, как емко каждое слово, как много может узнать тот, кто хочет и умеет читать между строк. Ей кажется, что Берта начиталась Эллен Кей. Во всяком случае, она воспринимает любовь как Евангелие, ни больше ни меньше. Как своего рода религию.
Но прежде всего это грустное письмо. В нем, безусловно, идет речь о Берте и Арильде, хотя его имя не упоминается ни разу.
Хедда как-то сказала, что, насколько она понимает, Берта сильно привязана к Арильду. Каролина объяснила себе это так, что Берта просто влюблена в него, но не хочет этого показывать. Совсем не обязательно речь идет о любви, добавила тогда Хедда. Может, тут дело в глубокой преданности, но Каролина продолжала сомневаться. Она сама много раз приходила к мысли, что Берта питает к Арильду нечто большее, чем дружеские чувства. В общем-то, одно не исключает другого. Все может начаться с преданности, которая лишь постепенно перерастает в любовь. Или с любви, которую долго скрывают, но которая наконец становится очевидной.
Берта часто говорила о «гармонии душ», и во время их последней встречи она стыдливо призналась, что Арильд – ее лучший друг. Она не сказала ничего больше, но и из этого было ясно, что речь идет о чем-то большем, чем дружба – о весьма глубоком и серьезном родстве душ.