– Такое никогда не приходило мне в голову, – в ужасе признается она Каролине. – Но такое вполне может случиться. Я просто потрясена… Надо постараться не влюбляться снова по-настоящему.
Снова?
Каролина и не знала, что Ингеборг уже была по-настоящему влюблена. Она с удивлением смотрит на подругу, а та, кажется, раздосадована.
– Что тут такого? – спрашивает Ингеборг. – Разве ты никогда не влюблялась?
– Влюблялась, и не однажды. Но всерьез ни разу.
– Твое счастье.
Каролина в ответ смеется. Ингеборг слегка обижается, но не меняет тему разговора и задумчиво продолжает:
– Впрочем, ты – другое дело. Ты гораздо более рассудительна, чем я. И как актриса тоже. Ты можешь рассчитать впечатление, которое производишь, и всегда точно знаешь, что делаешь. Ты умеешь отделить чувства, которые испытываешь, от тех, которые должна сыграть. Чувство не может поразить тебя как гром среди ясного неба. А для меня же все, что связано с чувствами, подобно тайфуну… Я ничего не могу с ним поделать. Ты бы меня видела.
– Не преувеличивай. После Берты ты самый уравновешенный человек, которого я когда-либо видела. Скорее уж я могу увлечься и потерять над собой власть.
Но Ингеборг качает головой.
– Нет, не тебе так говорить. Ты меня плохо знаешь. Случалось, я становилась сама на себя не похожа. Но тебе невдомек… ведь ты меня такой не видела.
Ингеборг улыбается, но голос ее очень серьезен. Она испытующе смотрит на Каролину:
– Хотя… Что я, в сущности, о тебе знаю? В том, что касается любви… разве бывают уравновешенные люди?
Каролина бросает на нее короткий взгляд и начинает говорить о другом.
В дверь осторожно постучали.
Вздохнув, Каролина откладывает перо.
Как жаль! Ей так было нужно закончить это письмо. Оно адресовано Саге. А она едва успела его начать… Хотя и не приходится рассчитывать на ответ, эти письма помогают привести в порядок свою жизнь и мысли. Какие-то просто-напросто приходят ей в голову – это новые мысли. А какие-то необходимо выбросить из головы – как своего рода старый мысленный хлам. Его собралась уже целая куча, от которой надо избавиться.
Но это уже в другой раз. Она пообещала присмотреть сегодня за Оке и Тирой, пока Герда будет на работе, но они могли бы найти как провести время и прийти попозже. Непохоже на Герду, чтобы она пришла на целых полчаса раньше.
Однако ничего не поделаешь. Каролина поспешно прячет письмо и кричит:
– Входите!
С той стороны кто-то осторожно берется за дверную ручку. Тут Каролина вспоминает, что заперла дверь, и встает, чтобы открыть ее.
На пороге стоят мама и Розильда!
– Дорогая детка…
– Каролина!
Они застыли, раскинув руки в ожидании, что Каролина бросится к ним в объятия. Но ее словно к полу пригвоздили. Она чувствует, как бледнеет, как кровь сходит с лица, как напрягаются мускулы и высыхают губы. В глазах появляется какое-то жжение, и неожиданно набегают слезы.
Но это не слезы радости. Кажется, будто внутри что-то лопнуло, как будто прорвало плотину. Каролина сама не знает, что с ней происходит, и меньше всего ожидает, что начнет плакать. Она прикладывает все силы, чтобы справиться с рыданиями, но тщетно.
Вместо того чтобы упасть в объятия матери и сестры, Каролина отступает назад. Лишь для того, чтобы позволить им войти, но мама понимает этот жест неверно. Она решает, что Каролина не хочет их видеть. Это, конечно, не так, просто Каролину застали врасплох. Мама оказалась тем человеком, которого Каролина сейчас меньше всего ожидала увидеть. Не ее вина в том, что этот визит оказался последней каплей, у Каролины перехватывает в горле, она не может вымолвить ни слова, а только стоит и плачет.
Мама и Розильда растерянно застывают в дверях. Наконец Каролина делает шаг к ним навстречу, берет за руки и проводит в дом.
Тогда мама вынимает носовой платок и шепчет Розильде, что, дескать, Каролина расплакалась от радости. Пусть лучше думают так. Она протягивает Каролине платок, но та не берет его.
Нет, она плачет вовсе не от радости или печали. Не радость и не горе охватили Каролину. Это похоже скорее на какой-то слезный спазм. Будь у Каролины несколько минут наедине с самой собой, этот спазм тотчас прошел бы. А теперь ей приходится вдобавок все время ловить на себе мамин взгляд. Что приводит ее почти в отчаяние. Ей совсем не хочется показываться кому-либо в таком состоянии. И уж тем более маме.
Она также чувствует взгляды Розильды, не такие встревоженные и настороженные. И в то же время Каролина ощущает, как мамин взгляд скользит где-то по ее лицу: то по кромке волос, то по уголкам губ, то по подбородку – прямо в глаза Каролине мама не посмотрела ни разу. Конечно, маме тоже неловко, ведь она привыкла сдерживать свои чувства. И вот теперь ее взгляд блуждает без всякой цели. Наконец она останавливает его на белой пеларгонии на окне.
– Какой красивый цветок! – произносит она и подходит к окну. – Не нужно ли его полить?
Мама выглядит отчужденной. Каролина не узнает ее. Не Ида, не Лидия, а совершенно незнакомая женщина разглядывает горшок с пеларгонией.
Каролина борется с собой, но слезы так и текут из глаз. Мама наконец поняла, что вряд ли это слезы радости. Она стоит в совершенной растерянности, сжимая в руке кружевной платок, от которого Каролина отказалась кивком головы. Неприятная сцена. Никто не знает, что делать дальше.
Тут на лестнице слышатся голоса, и появляются Герда с Тирой в корзине, а позади стучит каблуками Оке.
Как они вовремя!
Каролина тут же вытирает слезы. Ей вовсе не хочется, чтобы Оке застал ее в таком виде. Ему за его жизнь и так хватило слез. Усилием воли Каролина заставляет себя прекратить рыдания. Все произошло так быстро, что она сама удивилась. Герда не успевает и заметить, что Каролина плакала. Иначе она непременно спросила бы, что случилось.
Герда очень смущена присутствием незнакомых людей. Она этого не ожидала и, застеснявшись, хочет тут же уйти. Она рассыпает извинения и выглядит настолько сконфуженной, что Каролина едва не рассердилась на нее.
– Да входи же, Герда! И закрой дверь. Никуда вы не уйдете. Ведь я пригласила вас. И ждала, что вы придете.
Под этими словами Каролина, конечно, не подразумевала, что маму и Розильду она не ждала вовсе. Но слово не воробей, и она сердится на себя еще больше и начинает истерически хихикать.
Да, нервы у нее действительно сдали. Справиться с этим будет не легче, чем до того с плачем. Все это отвратительно. И ни капли не похоже на Каролину.
И тут слышится решительный голосок: