Уточним – нормальная атмосфера держалась до ареста В. Масса и Н. Эрдмана, потом она помрачнела. Правда, исчезновение сценаристов не отразилось на ходе съемок – картину досняли, естественно, не указав фамилии ссыльных авторов в титрах, где остался один Александров. Однако на пути к экрану у «Джаз-комедии» оказалось еще много препятствий, в том числе и творческих.
Музыкой Дунаевского все были покорены настолько, что словам песен не придали большого значения. Их сочиняли случайные люди, и тексты были начисто лишены не то что поэтических находок, а элементарной выразительности. Леонид Утесов вспоминал, что припев «Марша веселых ребят» заканчивался такими словами, которые он пел, обращаясь к стаду:
А ну, давай, поднимай выше ноги,
А ну, давай, не задерживай, бугай!
Страшно представить, что могли слышать зрители вместо ставшего теперь хрестоматийным «И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет». Между тем эти слова появились в известной мере случайно. Уже все песни были записаны, когда Утесов встретился в Москве с Лебедевым-Кумачом и рассказал ему о них. Фельетонист «Крокодила», Василий Иванович раньше сотрудничал с утесовским джазом. Леонид Осипович исполнял некоторые песни с его словами, в частности «У самовара я и моя Маша» (правда, через шестьдесят лет появились сенсационные сообщения, будто на самом деле эта песня написана неким поляком). Обладавший неплохим литературным вкусом Лебедев-Кумач с пониманием отнесся к сетованиям Утесова и написал на ту же музыку новые слова: и для марша, и для лирической песни – «Сердце, тебе не хочется покоя».
Когда записывался первый вариант песен, исполняемых Орловой и Утесовым, чувствовавший себя премьером Леонид Осипович все время «тянул одеяло на себя». Бывало, звукооператор установит микрофон и отметит мелом места, где нужно стоять артистам. Только повернется, чтобы идти к пульту, Утесов отодвинет Орлову, а сам станет поближе к микрофону.
– Орлову плохо слышно! – скажет оператор и остановит запись. Опять поставит артистов на нужные места. Только пойдет к пульту, певец опять отодвинет Орлову.
Вспотевший от напряжения звукооператор недоумевал:
– Не пойму, что случилось с микрофоном. Утесов опять слышен громко, а Орлова – тихо.
Перспектива новой записи не очень-то привлекала. Однако, когда Леонид Осипович продемонстрировал на студии новые варианты, все пришли в неописуемый восторг. Разве можно отказаться от таких слов! Их записали и «наложили» на снятые раньше эпизоды. Поэтому, если присмотреться, можно заметить, что в фильме артикуляция губ у поющих артистов не совпадает со звуком.
Можно подумать, что подобная приблизительность объясняется тогдашним уровнем кинотехники, и она действительно еще была далека от совершенства. Однако Александров очень тщательно следил за этой стороной дела. В Америке он при каждом удобном случае знакомился с новинками аппаратуры, и с его легкой руки на московской кинофабрике был организован цех транспарантной съемки. Этот метод Григорий Васильевич «вывез» из Америки и впервые воспользовался им полтора года назад, когда снимал короткометражку «Интернационал», теперь же решил применить на съемках «Джаз-комедии» в большем масштабе. Суть способа заключается в том, что на любую ранее заснятую пленку, фон, можно наложить изображение с участием актеров. Поэтому иногда на черноморском побережье оператор Нильсен снимал только пейзаж, артисты снимались в павильоне, а позже оба изображения совмещались на киностудии – в транспарантом цехе. Таким образом, например, были сделаны сцены признания Кости в любви к Анюте, выступление оркестра в Большом театре, проезд катафалка по ночной Москве.
Съемки фильма затянулись надолго, но к концу 1933 года все было готово. И тут случилось то, чего все боялись. То ли из-за печальной судьбы сценаристов, то ли по другой причине «Джаз-комедия» надолго оказалась на полке. Прошла зима, месяц тянулся за месяцем, а судьба картины по-прежнему оставалась под вопросом. Орлова кусала губы: неужели ее кинокарьера, на которую она возлагала столько надежд, закончится, так и не успев толком начаться?
Люблю людей, люблю природу,
Но не люблю ходить гулять,
И твердо знаю, что народу
Моих творений не понять.
Владислав Ходасевич
Уже доносились первые отзывы о новой звуковой картине, которую пока видел только узкий круг специалистов, имеющих отношение к кино. Очень легковесная тематика, говорили перестраховщики, слишком уж несерьезно: джаз, пьяное стадо, драка музыкантов. В такое время, в такую эпоху требуется затрагивать более важные для общества проблемы.
Недовольный ропот настораживал Шумяцкого. У мастеров искусств тогда было принято чуть что бросаться за помощью к Горькому. Начальнику ГУКФа хотелось показать классику новый фильм, однако это оказалось не так-то просто: на Алексея Максимовича навалилось много работы, связанной с подготовкой писательского съезда. А в мае случилась семейная трагедия – умер его сын Максим Пешков. Нелепо в такой момент лезть к Горькому с комедией. Однако прошло какое-то время, и Борис Захарович организовал просмотр фрагментов фильма у писателя в Горках, тем более что Александров знаком с Горьким – впервые оказавшись в Москве, приходил к нему «босоногим комиссаром». Пускай Алексей Максимович удостоверится, что дал путевку в жизнь настоящему таланту!
Картину везли, слегка побаиваясь за исход предприятия. У Горького наступил период, когда он возражал против всякой критики, декларировал, что пролетариату и крестьянству от искусства требуются только положительные примеры. А в «Джаз-комедии» все-таки показаны советские мещане. Однако все обошлось как нельзя лучше. Алексея Максимовича комедия привела в полный восторг. Особенно он расхваливал Орлову: «Здорово играет эта девушка!» Понравилась драка музыкантов на репетиции. Говорил, что в Америке так не дерутся, у них кишка тонка. Там в моде ограниченный множеством правил бокс. А вот так разухабисто, чтобы литаврами по голове или мордой по клавишам – до этого им не додуматься. Единственное, что не понравилось да и не могло понравиться автору обличительной статьи «О музыке толстых», так это американское словечко «джаз». Горький посоветовал заменить служебное название «Джаз-комедия» на «Веселые ребята», что и было сделано. Правда, по другим сведениям, новое название придумал сотрудник «Комсомольской правды» Михаил Долгополов, который регулярно писал для своей газеты репортажи со съемок.
Когда картина еще не была закончена, ее удалось показать Сталину, который с некоторыми членами Политбюро приехал в вотчину Шумяцкого – Управление кинофотопромышленности, находившееся в Малом Гнездниковском переулке, 7, в доме, который до революции принадлежал крупному нефтепромышленнику Лианозову. Как ни странно, в Кремле просмотрового кинозала тогда еще не было.
В тот вечер, точнее сказать, в ночь с 13 на 14 июля, члены Политбюро сначала смотрели документальную картину «Челюскин», напомнившую им о героической эпопее, волнениях, напряженных ожиданиях, восторженной встрече челюскинцев и летчиков. После серьезной ленты Шумяцкий предложил для разрядки посмотреть не совсем, правда, готовую веселую музыкальную картину с Утесовым. Жданов и Каганович запротестовали, начали ворчать: да ну его, он безголосый, способен исполнять лишь блатные песни (слушали, значит!). Однако Борис Захарович их уговорил, вожди посмотрели фрагменты и остались очень довольны – хохотали, не переставая.