– Где они сейчас?
– Разумеется, в монастыре августинцев.
Настоятельница коротко рассказала о том, что ей было известно об ужасной ночи.
– У нас как раз пустовали два домика: в одном из них мы вас и разместили на время выздоровления. Я надеюсь, что вам здесь будет хорошо, а потом…
Катрин задрожала:
– Потом? У меня не останется причин обременять вас с той минуты, когда я встану на ноги. Я хочу вернуться домой.
– В вашем состоянии это совершенно невозможно. К счастью, наш монастырь находится в стороне от городского шума. Толпа благодарна нам за творимое нами добро, поэтому мы не опасаемся ее безрассудства. Воспользовавшись неразберихой, городские руководители с семьями бежали из города, ища защиты у герцога Филиппа. Остались лишь Луи ван де Валь и его сын, чтобы поддерживать хоть какой-то порядок. Это было нелегко. Чтобы прекратить массовое бегство, пришлось закрыть городские ворота и поставить усиленную охрану: из города невозможно выехать без пропуска, подписанного бургомистром и двумя представителями цехов. Теперь вы понимаете, что выехать из города невозможно и для вас лучше всего оставаться здесь. Ваш побег наделал много шума. Весь город перерыли, чтобы найти вас, не заглянули только к нам. Ваши бывшие стражники в бешенстве, они думают, что вы отправились к герцогу. Они боятся, что вы раздуете огонь мести, и за это ненавидят вас. Выйти отсюда равносильно самоубийству. Это касается и ваших слуг, они сейчас скрываются у отца Сиприана. Доверьтесь мне и оставайтесь здесь до полного выздоровления.
– А чем я буду заниматься днем?
Сестра Беатриче рукой указала на маленькую, сверкающую чистотой комнату, скамеечку для молитвы и прялку.
– То, чем мы все занимаемся: молиться и работать. Рядом со спальней есть небольшая комната. Каждая из нас убирает свой дом, сестра Урсула и сестра Берта дадут вам все необходимое, а потом, чтобы заработать себе на хлеб, мы прядем шерсть. Вы умеете прясть?
– Сестра Беатриче, я выросла в простой семье, и мне не чужда никакая женская работа. Я уже давно не пряла, но думаю – это не забывается…
– Конечно. К сожалению, у нас сейчас очень мало шерсти, и, если Англия не возобновит торговлю с фламандскими городами, у нас ее совсем не будет. Теперь мы осваиваем новое ремесло: кружево на коклюшках.
– Кружево? Это редкое искусство. У меня были кружева из Италии, Пюи-ан-Веле и Малина.
– Это так, но одна из наших сестер, вдова богатого венецианского купца, нашла у нас пристанище. Она нас и обучает. Если захотите, она и вас научит. А сейчас вам надо прежде всего поправиться. Я буду рассказывать вам об обстановке в городе, а из монастыря августинцев вам наверняка будут присылать послания.
С этими словами настоятельница вышла, оставив Катрин наедине со своими мыслями о грядущих днях. На этот раз молодая женщина безропотно подчинилась судьбе. Избавившись от бремени стыда и тревог, которое давило на нее последние месяцы, она оставила свою прежнюю спешку, надеясь, что ворота Брюгге закрылись не на долгие годы. В монастыре бегинок она сможет восстановить силы. Часто в самые суровые периоды жизни она мечтала ненадолго укрыться за святыми стенами монастыря, чтобы попытаться в тишине, нарушаемой лишь пением птиц и шепотом молитв, прислушаться к своему внутреннему голосу и обрести чистую душу прежних лет, когда любовь мужчин, опасности жизни и грохот сражений были для нее лишь пустым звуком. Иногда даже ей в голову приходила мысль, что ее сестра Луаза, вверившись Богу, совершила не такой уж плохой выбор.
Катрин понимала, что временное уединение и покой вылечат ее истерзанное тело и изболевшееся сердце. Ей необходимо было набраться сил, чтобы снова броситься в сражение – сражение с Арно.
Со времени приезда во Францию она изо всех сил старалась не думать и гнать воспоминания о Мишеле и Изабелле, чтобы ее душу не захлестнула волна отчаяния. Перед ней встала страшная проблема, и она целиком отдалась ее разрешению. Теперь все само собой решилось, и Катрин могла впустить в свой маленький домик образ веселого светловолосого маленького мальчика и блеск властных черных глаз малышки Изабеллы, которую она уже целый нескончаемый год не держала на руках. Теперь она стала настоящей маленькой девочкой и, может быть, не узнает ее. Было так приятно на закате дня вспоминать ее детский гнев и тихое бормотание Мишеля, повторяющего урок.
Господи! Каким счастливым будет день, когда она сможет прижать их к своему сердцу!
– Больше никогда, – клялась она себе, – я не уеду из Монсальви! Отныне, что бы ни произошло между мной и моим супругом, я никогда не покину родной очаг и моих детей.
Через три дня она уже была на ногах и начала жить как все бегинки. Сестра Урсула принесла ей немного шерсти для пряжи, а дама Берта пришла с маленькой голубой подушечкой, нитками, булавками и маленькими коклюшками обучать ее азам искусства плетения кружев. Из записок Сен-Реми и Готье она узнавала о событиях за монастырскими стенами. Филипп Добрый с непонятным безразличием встретил посланников Брюгге. Высший долг прежде всего требовал его присутствия в Голландии, где надо было погасить следы правления, оставленные Жаклин де Бавьер, самой романтической и взбалмошной из принцесс. Господа из Брюгге позволили ему с небольшим отрядом проехать через их драгоценный город, чтобы выиграть время.
«Что бы то ни было, – писал Сен-Реми, – герцог скоро будет в городе. Будьте готовы присоединиться к нам в монашеском платье в ночь перед его приездом. Как только мы окажемся рядом с ним, нам будет нечего опасаться, и вы будете свободны. Вы и представить себе не можете, с какой радостью я воссоединюсь со своим шелковым рыцарским плащом и нагрудником из золотого руна, придающего мне статность.
Ваш конюх и паж безнадежно скучают. Их представили в монастыре под видом чужеземных братьев-странников. Один как будто из Нормандии, другой – из Прованса, а я по-прежнему паломник, которого вы видели. Нам это стоит долгого простаивания в часовне. Настоятель говорит нам, что у нас появилась прекрасная возможность помолиться о спасении наших душ, но я боюсь, как бы мы не стали от этого неверующими. Монсеньору герцогу следовало бы поторопиться! До скорого! Простите эту долгую болтовню, но это приятное времяпрепровождение – поговорить немного с красивой женщиной, и я восполняю неутоленную жажду, нежно целуя ваши пальчики».
Это письмо, полученное в начале месяца, способствовало выздоровлению Катрин, так как оно принесло надежду на скорое освобождение. Присутствие Филиппа в Брюгге было бы для нее лучшим способом скрыться. В этот вечер, засыпая в кровати под белым балдахином, она нежно убаюкивала себя надеждой на скорое возвращение в Монсальви. То, что еще недавно казалось несбыточным, стало реальностью. Конечно, ей придется при встрече кое-что объяснить герцогу Филиппу, но после всего, что она пережила, бурное объяснение со вспыльчивым герцогом не могло ее испугать…
Вечером в среду, двадцать первого мая, в Троицын день, сестра Беатриче вошла в дом Катрин со свертком в руках.