Север достала сигарету и раскурила ее. Со второй попытки.
«Интересно, а Ассоциация уже знает о моем проколе? Наверняка. У них везде свои люди. Узнали о смене кодов, припомнили, что я пользуюсь „балалайкой“ „Хеклер&Кох“, отправились на вокзал и все поняли. Интересно, что они решили? Постараются мне помочь или…»
Додумать эту мысль Рита не успела. Пуля, выпущенная с расстояния в девятьсот метров из снайперской винтовки «Узала» производства «Науком», проделала маленькое отверстие в голове ломщика — это была единственная помощь, которую менеджеры Ассоциации могли оказать своему незадачливому контрагенту.
Если бы кто сказал, что свою первую ночь в Анклаве она проведет в постели со случайным попутчиком по «суперсобаке», Майя только рассмеялась бы. Больший бред и представить трудно. И вот на тебе: со случайным попутчиком. В дешевой комнате доходного дома. На скрипучей кровати, застеленной хоть и чистым, но не новым и уж, конечно, не шелковым, бельем.
В распахнутую форточку — кондиционер в комнате не предусматривался — изредка доносились звуки жизнедеятельности соседей: без четверти двенадцать женский голос выдал десятиминутные проклятья в адрес пьяного мужа, примерно в час ночи кто-то кого-то немного побил, а около двух послышались женские стоны. Оставалось надеяться, что это не было изнасилованием. Другими словами, совсем уж тихим доходный дом Оглыева не был, но шумели в нем по совести, лишнего ничего не было. Да и последние звуки мешали не очень сильно — в этот момент Переплетчица сама стонала не хуже безвестной соседки. Майка оседлала счастливого Илью и, поймав ритм старой и далеко не самой жесткой в мире кровати, азартно двигалась на молодой плоти юноши. А тому только и оставалось, что наблюдать, вцепившись руками в металлические прутья кровати, до тех пор, пока тела любовников не изогнулись в сладкой вспышке наслаждения.
— Здорово! — Илья крепко прижал к себе потную и обессиленную девушку и поцеловал ее в лоб. — Это было здорово!
— Есть еще пиво? — тихо спросила Переплетчица.
— Где-то должна быть банка.
Илья попытался приподняться, но Майя еще теснее прижалась к его груди.
— Да, ладно, оставь… — И улыбнулась: — Интересно, получится сегодня поспать?
— Зачем?
— Действительно, зачем?
Переплетчица провела рукой по его худому плечу.
— Я до сих пор не верю, что ты со мной, — прошептал Илья. — Что мы с тобой… Черт! Я не зря бежал в Анклав! Я знал, что я не зря бегу в Анклав!
— Надо было выгнать тебя из-под вагона.
Он улыбнулся. Она потерлась щекой о его грудь.
Разумеется, Майке было к кому пойти ночевать, друзей в Москве полным-полно. В двух кварталах от «Подпрограммы» жил Хаким Ремень, честный машинист, который охотно пустил бы Переплетчицу к себе в квартиру и еще кое-куда: обе жены Хакима никогда не были против визитов девушки. Точнее, им не полагалось быть против. Но разговор с Прокопычем показал, что старых знакомых следует избегать. Случайно безы перехватили «поплавки» или нет, лучше перестраховаться, не кричать на каждом углу, что в Анклав вернулась Майка Переплетчица. Так что наивный питерский паренек подвернулся как нельзя кстати. Сыграли свою роль и влюбленные, восторженные глаза, которыми он смотрел на девушку. А уж когда Майка поинтересовалась, нельзя ли у него перекантоваться пару дней, Илья и вовсе расцвел от счастья. И все вышло лучше, чем она ожидала, Переплетчице даже не потребовался «синдин», дозу которого она благоразумно прикупила в «Подпрограмме», чтобы скрасить возможные печальные ощущения от предстоящей ночи. Илья оказался очень чистеньким, ласковым и совсем неопытным юношей, рядом с которым Майка почувствовала себя весьма умудренной женщиной. Это было довольно неожиданно: раньше, включая и самый первый опыт, партнерами Переплетчицы становились мужчины умелые, у каждого из которых можно было чему-нибудь научиться. Майка привыкла быть послушной в постели, а теперь поймала себя на мысли, что ей нравится быть главной. Нравится управлять молодым и неутомимым юношей, самой выстраивать любовную игру.
Илья тихонько вздохнул и положил свободную правую руку под голову. Левой он обнимал девушку.
— Откуда ты?
— Какая разница?
— Не хочешь говорить?
Это тоже было в диковинку: с первыми встречными Майя в постель не ложилась, и мужчины всегда знали о ней достаточно, чтобы не затевать подобные разговоры. Впрочем, ведь когда-то, лет десять назад, она была бы совсем не против вот так поболтать, нежась в объятиях любимого. Господи, сколько романтики в голове восемнадцатилетней девчонки! Теперь все в прошлом… Или не все?
— Местная я, — тихонько ответила девушка. — Московская.
— И всегда здесь работаешь?
— Нет. В Москве ломщику не развернуться — Мертвый всех в кулаке держит. А по мелочам неинтересно. — Переплетчица помолчала. — Я в государствах люблю работать, там машинисты проще и безов нет. Еще во Франкфурте контракты были, в Марселе. Пару раз в Сингапуре, в Кейптауне…
— Ух! — не сдержался Илья. — У тебя небось крутой переводчик в «балалайку» вставлен?
— Самый лучший, — кивнула девушка. — А по-другому никак.
— Хотел бы и я… — протянул молодой человек. — Вот так же: сегодня в Сингапуре, завтра в Кейптауне. «Раллер» на плече…
— И ты царь горы.
— Ага.
— Не все так просто. — Наивность юноши умиляла. — Качественная атака не один день готовится — месяцы. Долгая и нудная работа. А «сегодня здесь, завтра там» — это не романтика, а необходимость. Когда безы на хвосте, поневоле будешь скакать по городам и Анклавам, как блоха.
— Это для крутых ломщиков, да? Для Арлекина, для Чайки.
— Слышал о них?
— А как же! За ними безы и милицейские гоняются, а они их вокруг носа! Вокруг носа! Ты знаешь, как Ворона Чет ушел от европола в Ланданабаде? — Глаза Ильи загорелись. — Его снял с крыши небоскреба вертолет! Вот как! Вот это жизнь!
— Да, это жизнь, — согласилась Майка. — В которой нет места романтике. А Ворона Чет с тех пор боится высоты. Его тошнит, когда он смотрит из окна выше пятого уровня.
— Откуда ты знаешь?
Разговор пошел в неприятном для девушки направлении, да и могло ли быть по-другому? Все-таки то, что хорошо в восемнадцать лет, в двадцать восемь уже не проходит. Тогда впереди была вся жизнь, и приключения ломщиков выглядели яркой игрой, а теперь, когда восторженный юноша говорит «хочу сегодня в Сингапуре, а завтра в Кейптауне», твои глаза не вспыхивают огнем. Ты вспоминаешь, как замирает сердце, когда безовский сканер считывает фальшивую «балалайку», как холодно под брюхом «суперсобаки» и одиноко в трюмах сухогрузов. Как трясет после «синдина», без которого не обходится ни одна атака. Ты вспоминаешь пронзительный визг разогнанной до самого последнего предела «балалайки» и вонючие комнаты в грязных кварталах, щели, в которых ты прячешься в надежде, что и на этот раз не попадешь в Африку. Ты трясешься от страха, думая о том, не обманет ли заказчик, не предаст ли кто-нибудь из своих. А потом ты идешь в бар и надираешься до потери сознания. Только бар должен быть для машинистов, потому что аккурат перед тем, как вырубиться, ты начнешь рассказывать о последнем взломе, и более трезвые братья, с пониманием переглянувшись, отведут тебя спать. В любом другом баре тебя сдадут безам.