Но приспособление в руках Стивра было куда как хитроумнее, с собой он носил его всегда, но даже припомнить не мог, когда применял его в последний раз. Слишком оно громким было, и если с его помощью отбиваться от разбойников на ночной улице, перебудишь полгорода. Может, те, что сбегутся на шум, и не догадаются ни о чем, а выстрел примут за гром, да только сведения эти дойдут до инквизиторов, они расследование проведут, начнут искать, кто магией по ночам балуется, горожан законопослушных громами и молниями будит.
Стивр высунулся из-за колонны, на миг всего, и тут же обратно юркнул. Задержись он — стрела наверняка в глаз бы угодила. Атак — только ветер от нее чуть волосы возле виска взъерошил.
Был ли у инквизитора многоразовый арбалет, с автоматической подачей стрел, Стивр так и не разглядел. Что-что, а о боевых навыках своих противников он был невысокого мнения. Стивр выставил руку из-за колонны, прицелился в черное тряпье, что укрывало человеческое тело, немного согнувшееся за каменным парапетом, и нажал на курок. Щелкнули друг о друга кресала, пробуждая спящих в трубке демонов.
От грома заложило уши, от яркой вспышки начали слезиться глаза, а от едкого запаха пороха засвербело в носу. Куски зазубренного металла, которым была набита трубка, искрошили камень, за которым прятался инквизитор, изорвали всю его одежду. Стивр давно не получал такого садистского удовлетворения.
— У-у-у, — завыл инквизитор нечеловеческим голосом. Он испугался, что эта адова штуковина, что попала в него, вместе с жизнью заберет и душу, утащит в подземелье, где одни грешники пребывают. Боялся, что на небеса не удастся попасть, несмотря на прежние заслуги и десяток сожженных им лично язычников.
Он все никак не мог затихнуть, скулил, даже когда кровь почти перестала хлестать из ран. Все вокруг себя залил этой противной жидкостью, — и чего в ней привлекательного находят вампиры? Она же липкая, невкусная, и после нее во рту остается противный привкус, который даже лучшие освежители до конца не могут отбить.
Стивр опять высунулся из-за колонны, огляделся, прислушался, благо гул в его ушах уже поутих и он вновь мог различать звуки. Если кто и затаился в доме, то признаков жизни не подавал.
Габор побежал по кровавому следу, который вел на кухню.
— Гады, — услышал Стивр его голос и хотел уж было пойти тоже на кухню, хотя знал, что там увидит. Стонов-то он не слышал, а значит, и повар, и дворецкий — мертвы. Но телохранитель вернулся.
— Дворецкий, видать, дверь-то и открыл, ну, ему сразу и сунули в живот кинжал, кровищи-то натекло! Он еще теплый, недавно умер. Пришли бы пораньше, может, чего успели бы сделать. Повар поменьше мучился, ему в сердце стрелой попали. Наповал. Ты не ходи туда. Чего тебе там смотреть?
— Попрощаюсь.
— Как знаешь, — развел руками Габор, — похоронить-то мы их все равно не сможем.
— Как знать, — сказал Стивр.
Дворецкий, с длинной седой шевелюрой, заплетенной на варварский манер в косичку, и с не менее длинными расчесанными усами, которыми он так гордился, был ветераном многих сражений. Кожа его была обветренной и грубой, словно парус, и такой же во многих местах заштопанной. Окажись у него в руках хоть что-нибудь, да хоть палка какая, — он свою жизнь за просто так не отдал бы. Он лежал, прислонившись спиной к стене, глаза были открыты и только начинали стекленеть. Если бы Стивр заглянул в них, то увидел бы последнее, что отразилось в зрачках. Но он и без того знал — это инквизитор.
— Прощай, — сказал он дворецкому и закрыл ему глаза. Они были давно знакомы, вместе воевали в ущелье. Что касается повара, то он совсем недавно поступил на службу. Стивр оценил его умение готовить, но как человек он был ему не так дорог.
— Идиоты они все-таки, — заявил Габор, когда Стивр вернулся в прихожую, — никакой тактики. Подождали бы здесь, в доме, а не набрасывались на улице, как оголодавшие бездомные на кусок пирога. Тогда бы точно подстрелили нас. Вот что им мешало дождаться нас внутри помещения? А? Наставили бы тогда арбалеты свои на нас — пришлось бы либо здесь помирать, либо сдаваться. Я бы первое выбрал, — добавил он после раздумья. — Слышал, какие ужасы про застенки инквизиторские рассказывают.
— Повезло, — согласился Стивр.
— А тебе всегда везет. Даже в совершенно безвыходных ситуациях. Сейчас такая, кстати, и была. Только придурки могли так поступить, как эти инквизиторы. У них, пока они сюда шли, мозги расплавились наверняка, сейчас там каша одна.
— Хочешь проверить?
— Хм, нет вообще-то.
— Мне кажется, что они не привыкли к сопротивлению. Приходят к тем, кого решат забрать, ну и у жертвы, естественно, ноги ватные, руки дрожат… Колдовство какое-то во всем этом. Хотя инквизиторы вроде бы против него и воюют. Не пойму я этого всего!
— Как думаешь, хозяин, скоро из-за твоей этой штуковины громыхающей сюда народ сбежится?
— Не знаю, но ноги уносить надо побыстрее.
— Ага, — кивнул Габор.
Ехать сейчас по улицам в золоченой карте — все равно что кричать во все горло: «Вот едет Стивр Галлесский. Кто его искал?» На ней сейчас не только за ворота не выбраться, добраться до этих ворот не удастся. Пусть сейчас только собаки бездомные бродят в темноте, но какая-нибудь из них — та, что по-человечески разъясняться умеет — обязательно доложит кому следует о сверкающей карете, на бортах которой нарисованы гербы Стивра Галлесского.
Те же мысли пришли и в голову Габора.
— Не в карете, надеюсь, — наконец высказал он их вслух.
— Да, а почему бы и нет? Знаешь, всегда мечтал погибнуть с фейерверком, а не в постели на старости лет, когда рука уже ничего и удержать не сможет. Представляешь, сколько охранников сбежится, чтобы нас остановить на выезде из города?
— Мне кажется, что болезнь инквизиторов… — Габор сделал паузу и после заговорил побыстрее: — Это я про разжижение мозгов, если ты не понял, хозяин, передалась и тебе.
— Не, не бойся, поедем и вправду в карете, но ты знаешь, я еще не настолько забыл всякие магические ритуалы, чтобы не суметь наложить на нее маскирующие заклятия. Со стороны будет казаться, что это повозка с дерьмом, так что все нос будут воротить.
— С дерьмом? — переспросил Габор. — Хм, очень метафорично, хотя лучше бы тогда в нее инквизиторов положить. Дерьмо — это они.
— Костер ты уже заработал.
— Гы-гы-гы, — засмеялся Габор, — дважды не сожгут.
Ну, пойду экипаж готовить да в дорогу соберу чего-нибудь.
— Я скоро, — сказал Стивр, — мне надо кое-что в кабинете прибрать.
Он поднялся по мраморной лестнице. Кровь инквизитора уже стала стекать по ней ручейком. Окна в кабинете были занавешены тяжелыми бархатными портьерами, через которые свет из комнаты выбраться не мог, так что, когда он, хлопнув в ладоши, зажег в камине огонь, с улицы дом по-прежнему оставался безжизненным, погруженным в темноту.