— Да, Валентина Сергеевна?
— Торопишься?
Мама Петровича жила отдельно. Шутила, что «дом двух хозяек не терпит», и обосновалась неподалеку, в собственном коттедже. Но выходные, разумеется, проводила у сына.
Утром она занималась с детьми, руководила играми на поляне, но к пруду, сославшись на усталость, не пошла, предпочла чтение в беседке. Теперь же, судя по всему, книга ей надоела и захотелось поговорить. Волков, несмотря на то что его ждали друзья, отказываться от предложения поболтать не стал, вошел внутрь, присел на соседнюю лавку и покачал головой:
— Нет, не тороплюсь.
— Врешь.
— Никогда!
Мама Валя улыбнулась. Невысокая, полная, с морщинистым лицом и длинными, собранными в пучок на затылке, совершенно седыми волосами, она, несмотря на итальянский брючный костюм, выглядела стопроцентной русской бабушкой. Каковой, в сущности, и была. Детвора ее обожала.
— Ты редко здесь появляешься, — посетовала Мама Валя. — Я соскучилась.
— Дела, — пожал плечами Федор. А что он еще мог сказать?
— У Левы тоже дела, но он бывает у Илюши не реже двух раз в месяц, — заметила старушка.
— Ему детей нужно развлекать.
— А тебе не нужно?
— У меня один Степан, а у Левы… — Очкарик махнул рукой: — Лева сам уже со счета сбился.
— Это верно, — улыбнулась Мама Валя. Она положила книгу на столик, внимательно посмотрела на Волкова и спросила: — Как там у тебя?
— Рутина.
— Ой ли? — недоверчиво прищурилась старушка.
— По-прежнему ловлю жуликов, — вздохнул Федор. — Но меньше их не становится.
— Тебя это беспокоит?
— Ни в коем случае! — честно ответил Очкарик. — Если все станут честными, я останусь без работы.
— Которая тебе нравится, — уточнила Валентина Сергеевна.
В свое время решение Волкова надеть погоны вызвало у друзей непонимание. Во-первых, ни в счастливом детстве, ни в романтической юности Очкарик не проявлял никакого желания стать сыщиком. Во-вторых, Федор считался прекрасным инженером, ему предлагали пойти в аспирантуру, заняться научной работой, но… Но после защиты диплома Волков пошел на службу в МВД. Причем не в техническую часть, а в розыск, и одновременно поступил в Академию. Друзья, с трудом принявшие его выбор, тем не менее ни на мгновение не усомнились в том, что замысел Федора осуществится, и не ошиблись: карьера у Волкова складывалась успешно. Тридцать шесть лет, а уже полковник, высокая должность в министерстве, а самое главное — занятие приносит удовлетворение.
— Да, работа мне нравится, — помолчав, признал Очкарик. — И вы об этом знаете.
— Хотела убедиться, что ты не изменился.
Старушка откинулась на спинку скамьи и рассмеялась.
Волков понял, что она хочет продолжить разговор, но не знает о чем. О работе? Мама Валя знала, что Очкарик не станет откровенничать, не будет рассказывать о делах, которыми занимается. О Степане? Она и так все знала. О личной жизни? Эту тему в разговоре с Волковым старались не поднимать. Тогда о чем? Взгляд Федора упал на книгу:
— Что читаете?
Старушка прекрасно поняла причину неожиданного интереса Волкова. Она машинально прикоснулась к лежащему на столе томику и ответила:
— Роман о потерянном поколении.
— Любопытно… — протянул Очкарик. — Кто автор?
— Катя Турдон.
— Не слышал.
— А про Алексея Турдона?
— Журналиста?
— Да.
Это имя мелькало в светской хронике так часто, что Федор не мог его не слышать.
— В таком случае все понятно, — усмехнулся Волков. — Сейчас модно быть писателем. Тем более когда папа…
— Муж, — поправила Очкарика Мама Валя. Федор вспомнил, как выгладит известный телеведущий, прикинул его возраст и осведомился:
— Разница у них лет тридцать?
— Почему ты так решил?
— Будь она мужу ровесницей, вряд ли бы назвала себя Катей. — Волков кивнул на обложку.
— Ты слишком суров, — посетовала Мама Валя. Но посетовала не всерьез, защищать девушку старушка не собиралась.
— Сколько ей?
— Двадцать пять.
— Молодая и талантливая… — Очкарик ядовито улыбнулся. — В двадцать пять лет она уже столько знает о потерянном поколении, что пишет книгу. Позвольте осведомиться, что именно потеряло ее поколение? Флаерс на концерт? Клубную карту?
— Катя пишет о вашем поколении, — уточнила Мама Валя.
— О нашем поколении? Как мило. — Волков быстро подсчитал годы: — В девяностом ей было девять лет. Что она знает о потерянном поколении?
— Полагаю, ей рассказывал супруг.
— Рассказывал, — саркастически повторил Очкарик. — Что он ей рассказывал?
И поймал себя на мысли, что тема разговора его задела. Сильно задела. Обычная невозмутимость отступила, и Федор говорил весьма резко, не скрывая эмоций. Впрочем, открывать душу Маме Вале Волков не стеснялся.
— Есть люди, которые пишут исторические романы, опираясь на архивные материалы и свидетельства современников, — напомнила Валентина Сергеевна. — Обычная практика.
— При этом они вносят что-то свое.
— Писательский вымысел.
— Поэтому большее доверие у меня вызывают хроники и мемуары, — отрезал Очкарик.
Правда, не уточнил, что, бросив исторические романы, на упомянутые хроники и мемуары не перешел — времени на чтение у Волкова не оставалось.
— А вот у меня мемуары не вызывают доверия, — задумчиво произнесла Валентина Сергеевна. — В них все приукрашено. Человек слаб, ему хочется показать себя лучше, чем он есть на самом деле. Я как-то читала воспоминания одного бизнесмена… — Быстрый взгляд на Федора, тот кивнул — понял, о ком говорит старушка. — А когда спросила у Ильи его мнение о книге, он поднял меня на смех.
— Есть такое дело, — согласился Очкарик. — Но в мемуарах — дух эпохи. Автор может приукрашать себя сколько угодно, но дух этот вытравить не в силах. И суть свою он не изменит: думать не так, как привык, не сможет, и за глянцевыми буковками все равно просветится настоящее… Лицо или рыло, в разных случаях по-разному, но просветится. — Волков помолчал. — Если бы роман написал сам Турдон, это одно. Но его молодая жена… Я не понимаю, зачем вы тратите время на подобное чтиво?
— Могла бы просто поговорить с тобой?
— Со мной или с Петровичем. Или с Левой.
— И ты бы все мне рассказал?